— Мне нужно что-то специальное, — оглядывая золотые украшения, разложенные на низеньких столиках, ответил Амир. — Браслет, ожерелье, кольцо. Для моей Чёрной Вишни!
Он обернулся к Алисе, ласково улыбнулся ей. Ювелир тоже заулыбался:
— Али всё понял, господин, Али сделает всё в лучшем виде, это будут уникальные украшения! Обещаю!
— Когда будет готово?
— Загляните через два дня, думаю, что управлюсь, господин!
— Ну и отлично, — довольный Амир коснулся Алисиной руки. — Мы проведём здесь ещё два дня, два восхитительных дня! А теперь пойдём, Аисса, я покажу тебе, где можно купить лучшие амулеты для нашей свадьбы.
Амулеты продавались недалеко от лавки ювелира. Они уже почти добрались до крохотного стендика, увешанного разноцветными перьями и всевозможными бляшками в таком количестве, что ткань палатки была практически не видна под этой массой, как вдруг случилось неожиданное.
Детский крик разорвал плотный жаркий воздух, и Алиса вскинулась, завертела головой. Вопли, полные боли, жалили в самое сердце. Она метнулась туда-сюда и вдруг увидела. Всё тело захлестнуло болью: мальчишку лет десяти избивали палками трое здоровенных мужиков, одетых как военные.
Алиса дёрнулась к ребёнку, но Амир крепко стиснул её руку:
— Стой здесь, молчи!
— Они же его убьют!
— Он вор. Накажут — и поделом.
Алиса вырвала руку:
— Вы чудовище! Это же ребёнок! Пустите меня!
— Нет, Аисса! Стой!
Но она не слушала, бросившись прямо под палки, подхватила упавшего мальчика и вся содрогнулась от пронизавшей её боли. Нет, не от ударов, которые обрушились на неё вместо паренька, но от его боли — в руках, ногах, плечах, в голове… Просто адская боль, невозможно терпеть! Вот и он не терпел, он даже уже не кричал, а визжал.
— Оставь его, женщина! — прорычал один из агрессоров.
— Аисса, брось мальчишку! — рявкнул Амир над ухом.
Она уже не слышала. Под ладонями расцветали голубые и оранжевые узоры костей и мускулов на руках и ногах мальчишки. Её дёргали во все стороны, пытаясь оттащить от избитого, но она отбивалась, пытаясь одновременно лечить, срастить сломанные косточки, спаять мышцы, сухожилия… В конце концов не выдержала и начала ругаться по-русски, на самом русском языке, который всегда стеснялась употреблять, потому что воспитание не позволяло. И вот сейчас прорвалось. Мужчины отступили, даже Амир отпрянул с изумлением. А Алиса прижала руки к телу мальчишки, впитывая боль, излечивая, зная, что это может быть её последним лечением.
— Козлы! Сволочи! Уроды! — кричала она, судорожно следуя оранжевым всполохам на коже, своему чудесному УЗИ три-де, и молилась неизвестно кому и чему, чтобы всё получилось.
— Уроды, уроды, уроды… — бормотала она, заглаживая кожу на голове и рисуя узор, повторяющий извилины мозга, пылающие красным.
— Ну, маленький, ну, миленький, ну давай, не умирай! Открой глазки! Ну!
— О горе мне, горе! Горе мне! Горе вам всем! — возопил писклявым голосом тучный, крепкий мужчина с чёрной кожей, в тюрбане и панталонах, но с голым торсом, бросаясь под палки и пытаясь оттащить мальчишку от Алисы. — Это же наш шахзаде! Убийцы! Убийцы! Горе вам всем! Всех казнят, и меня казнят!
Он бросил злобный взгляд на Алису и вякнул ей:
— И тебя казнят!
— Идиот! — она оттолкнула его и ощупала голову мальчика. — Вот здесь ещё…
Провела ладонью по виску, чувствуя, как тихонечко трещат, срастаясь, кости, как шуршит, восстанавливаясь, кора мозга… И чернота начала заливать глаза… Мухи закружились вокруг, жирные жужжащие мухи…
— Янычары! Несите его! Несите же во дворец! — запричитал мужчина совсем по-бабски. — Нас казнят, нас всех казнят, о великие Деи!
Алиса отпустила ладонь мальчишки, но тот вцепился в её руку с неожиданной силой, вскрикнул:
— Она пойдёт со мной!
— Шахзаде, но…
— Я сказал, она пойдёт со мной! — закричал мальчик чуть не в истерике, и его сопровождающий замахал рукой:
— Как скажете, шахзаде! И старуху тоже ведите!
Старуху… Какую старуху… Алису куда-то потащили, схватив под руки, откуда-то издалека она услышала крик Амира:
— Аисса! Я приду за тобой! Я тебя вытащу!
Куда? Придет-то куда? И откуда вытащит? Сознание мутилось, плыло, ноги подгибались, и Алиса просто-напросто улетела в неведомые дали. А тело её обмякло на руках у суровых янычар…
Она пришла в себя на полпути. Всё болело, ныло, тянуло, рот наполнился вкусом жёваного картона, а веки словно налились свинцом. Но Алиса слышала всё: ахи и охи женщин на пути, суматоху служанок, легкие, чуть шаркающие шаги тех, кто нёс её по коридорам, отдающиеся эхом от стен. Куда же её несут? Кто этот шахзаде? Быть может, ей удастся сбежать? И почему Амир должен вытащить её? Сплошные вопросы, всё ещё мутные и бессвязные мысли, слабые странные надежды… Алису всё несли и несли, а то клали куда-то, но всё время за её пальцы цеплялась детская ладошка…
— Мой шахзаде! Что случилось? Где ты был? Мы тебя искали по всему гарему!
Женский голос резанул по ушам — громкий, низкий, полный одновременно страха и облегчения. А вслед за ним раздался голос мальчишки, взволнованный и звенящий от возбуждения:
— Мама! Я был на базаре с Махди-агой! Меня побили палками, но эта добрая женщина меня вылечила!
— О Деи, как же это произошло?
Звуки поцелуев сменились шагами и шелестом юбок — женщина приблизилась и вполголоса спросила у спутников Алисы:
— Я хочу знать, каким образом шахзаде очутился на базаре с одним лишь евнухом и без охраны! Немедленно отвечай!
— Мы не знаем, как это случилось, шахидше. Махди-ага сейчас под стражей. Мы доложили хранителю покоев, тот решит, что с ним делать. С шахзаде всё в порядке, лекарь осмотрел его по дороге.
— Кадир, мой шахзаде, — повысила голос та, кого назвали шахидше, — пойди к Айше, она сменит тебе одежду… — потом обратилась к мужчине: — Кто эта целительница? Откуда она взялась?
— Мы не знаем, шахидше. Возможно, рабыня одного из торговцев.
— Хорошо, оставь нас.
Алиса почувствовала, как её хлопают по щекам, и всё тот же голос приказал:
— Открой глаза, ханум! Приди в себя, ну же, добрая ханум!
Палец, на котором был перстень, вдруг налился кровью и запульсировал. Алисе понадобилось собрать всю свою силу воли, чтобы приоткрыть глаза. Неясное пока, расплывчатое лицо склонившейся над ней женщины украсила довольная улыбка:
— Хамдулилла, ты в порядке!
— Где… я… — выдавила Алиса, поразившись, насколько хриплым и скрипучим стал её голос.
— Моя бедная ханум, ты в гареме падишаха. А я Бахира, шахидше, мать шахзаде Кадира, наследника Шахства.