— Ты голодная? — чтобы отвлечься, бабушка ласково погладила Алису по щеке, но та качнула головой:
— Там Женька на кухне, его корми.
— Пойдём выпьем от нервов, — бабушка взяла маму под локоть. — Если осталось что-нибудь…
— У бабули водки сроду не было, а наливки мне мало будет. Схожу в магазин, — решила мама. — Алис, ты со мной?
— С бабулей посижу, — отказалась Алиса. Она не любила семейные посиделки с чекушкой, хоть родители и не были алкоголиками. Просто не любила слушать их разговоры под градусом. Лучше уж, и правда, с умирающей посидеть.
Алиса любила бабулю. Сколько себя помнила, в этой однокомнатной квартирке в Чертаново было уютно, вкусно пахло пирожками и плюшками, лекарственными травами и сушёными грибами, которые старушка собирала сама даже в весьма почтенном возрасте. Бабуля встречала Алису неизменно ласковым взглядом поверх очков с сильными линзами и вопросом: "У тебя всё хорошо, детонька?" И, не дожидаясь ответа, кормила супом и домашними котлетками…
Теперь бабуля лежала на кровати, прикрытая стареньким стёганым одеялом, и без очков её когда-то круглое, а теперь узкое, худенькое личико казалось совсем детским. Из полуоткрытого рта текла струйка слюны. Руки бессильно лежали, сложенные на животе. Бабуля была беспомощней младенца. Алиса вытащила из сумки пачку бумажных салфеток, развернула одну и аккуратно промокнула уголок бабулиного рта. Взяла старушку за сухонькую руку, сжала легонечко. Ох, бабуленька…
Хлопнула дверь — это мама ушла в магазин. Бабушка громко сказала из коридора:
— Я к соседке за стульями!
Алиса только машинально кивнула. Бабулина рука была уже чуть тёплой, но хриплое дыхание словно отгоняло смерть. Живи ещё, живи, поправься, ну пожалуйста!
Она почувствовала резкую боль в пальце, подняла руку, чтобы посмотреть: как будто перстень обжёг, но палец выглядел как обычно. Статическое электричество? И бабуля вдруг зашевелилась, громко вдохнула со всхлипами, позвала сипящим слабым голосом:
— Ира! Ира! Поди сюда, детонька, наклонись!
— Бабуль, это я, Алиса! — испугавшись внезапного пробуждения бабули, Алиса попыталась отнять руку, но сухие скрюченные артритом пальцы держали на удивление цепко.
— Наклонись… Ну же!
"Фу ты, трусиха!" — обругала себя Алиса. Это же родная бабулечка, а не демон из интернетских страшилок! Привстав с кровати, Алиса склонилась над старушкой и услышала тихие слова:
— Возьми и на благо обрати…
В бабушкиных пальцах появился браслетик — обычный плетеный из ниток хвостик. Алиса сжала его в кулаке и жалобно попросила:
— Бабулечка, перестань, ты меня пугаешь!
— Ты… Ты не Ира?! — вдруг ясно уставилась на неё голубыми глазами старушка и застонала, словно от досады. — Алисонька, детонька… Не тебе… Да ладно… Пусть так…
И захрипела страшно, задыхаясь. Потом хрип оборвался, веки закрылись, и бабуля обмякла на кровати. Алиса смотрела на неё, не понимая, не желая понять очевидное. Бабуля умерла на её глазах! Бабулечка… Её больше нет… И никого рядом не было! На миг стало жутко, словно сердце остановила чья-то жестокая рука, сжав до боли, но тут же отпустила, вернув возможность дышать. Алиса осторожно попятилась, наткнулась на стул и опустилась на него. Внезапно успокоилась. Смерть не страшна. Вот был человек — и нет его. Просто бабуля куда-то ушла, далеко, насовсем, но плакать не надо. Не стоит. Всё будет хорошо…
Алиса и не плакала. Она просто сидела на стуле, сжимая нитяной браслет в кулаке, пока не пришла бабушка, не закричала страшно… Пока не вернулась мама и не увела Алису на кухню, где Женька клялся и божился, что ничего не слышал, а потом повторял: "Во даёт бабуля! Во даёт!" Алису заставили выпить рюмку кисловатой наливки, тормошили, что-то спрашивали… Ей было не то что пофиг, а такое чувство, что она парит над всей суматохой высоко и далеко…
Кто-то приходил, уходил, вроде, был врач и милиция, потом соседки возились в комнате, тихо, но деловито. Мама сновала в дверях туда-сюда, бабушка, тихонько плача, готовила у плиты. Приехал папа, обнял по очереди всех и задержал в руках Алису, всё что-то спрашивал у неё, но она отвечала коротко и иногда, казалось, не в тему.
Очнулась она только за столом. Бабушка накрыла скромный ужин, папа выставил две купленные бутылки водки, быстро помянули покойницу, и разговор перешёл на практические вопросы. Алиса пришла в себя на мамином возгласе:
— А может, ну её, квартиру? Продадим, ремонт сделаем в нашей?
— Алиске по дарственной завещана, — возразила бабушка. — Бумагу я сама у нотариуса заверяла.
— И что, она каждый день из Чертаново в универ будет переться? Полтора часа ж!
— Зато своя квартира! — веско ответил папа. — У нас всё есть, какой ещё ремонт тебе надо? А у девки хоть угол будет, куда мужика привести!
— Валя!
— Папа!
— Чего смотрите, как две тёлки на лугу! — фыркнул папа. — Что естественно, то не безобразно!
— Зять прав, — кивнула бабушка. — Да и бабуля так решила.
— Вот всё Алиске, всё! А мне ни дара, ни квартиры, — пожаловалась мама, разливая водку по рюмкам. Над Алисиной задержалась, потом наполнила, как всем, до края, а на удивлённый взгляд Алисы ответила: — Пей уже, совершеннолетняя, помяни бабулю!
— Дар-то при чём? — поморщилась бабушка. — Вечно ты, Ирка, приплетёшь Ваньку к Маньке!
— Какой ещё дар? — не поняла Алиса. — Бабуля что, экстрасенс? Была?
— Не слушай ты её, — бабушка успокаивающе похлопала Алису по руке. — Травами она лечила, шептала помаленьку, да я в это не верю! А Ирка вон — верит, ну и пусть ей!
— Верю! Зря я, что ли, медсестрой стала? Она меня готовила!
Мама была явно не в себе, и это можно было понять. Бабулина смерть потрясла их всех. Ведь ещё недели две назад старушка ходила на свои лесные прогулки, хлопотала по хозяйству, бодро звонила и по телефону просила привезти то рыночного творога, то чая из китайского магазина. И вдруг… Приступ астмы, скоропостижная смерть… Но разговоры о даре явно были лишними. Сделали из бабули чуть ли не ведьму! Да ещё и её, Алису, за дар какой-то упрекают… А вот квартира — это хорошо! Это суперский подарок, умно бабуля придумала. Хотя, если задуматься, кому ещё завещать квартиру? Из молодёжи в семье только она да Женька, но ему вроде бабушкина двушка отойдёт, так говорили всегда. А мамин брат, дядя Лёня, уже лет десять как живёт в монастыре — не то послушником, не то монахом — и возвращаться в мир не собирается, поэтому жилплощадь ему ни к чему.
Мысли прыгали с места на место, вероятно, радовались хозяйкиному сумбурному настроению, а Алиса всё никак не могла сосредоточиться на чём-то главном. Точнее, ей казалось, что за толпой дурацких рассуждений прячется одна важная мысль. Увы, недоступная, зараза. А тут ещё папа решил стукнуть кулаком по столу, отчего тараканы в голове смолкли и испуганно шмыгнули по углам.
