Бахира вырвала у Алисы красный платочек и помахала перед носом:
— Ты пойдёшь к нему! Но…
— Но что? — с надеждой спросила Алиса.
— Но… Ведь что-то может отвлечь падишаха! — прищурилась Бахира, погружённая в свои мысли. — Да, так и сделаю сегодня… А завтра будет уже другой день.
Она задумчиво потрогала кончиком туфельки остывающий чайник и словно очнулась:
— Убери здесь всё.
— Так вы поможете мне? — воодушевилась Алиса.
— Не тебе, а себе! — отмахнулась Бахира. — Сначала Фатма, теперь ты… Мне нужно удалить тебя отсюда.
— Побег?
— Ты исчезнешь, но как и куда — я ещё не знаю. Аль Табриса я всё равно верну! Я слишком многое принесла в жертву, чтобы так легко потерять его!
— Так вы поженились по любви? — подняв столик и поднос, спросила Алиса. Как можно любить такого заносчивого и напыщенного мужика?
— Конечно! — засмеялась Бахира. — А ты думала, что все женщины в гареме бедные забитые рабыни?
— Ну-у-у… Что-то в этом роде…
— Да они живут здесь лучше, чем в своих семьях! Вкусно едят, спят на мягком, почти не работают, учатся… А я…
— А вы его любите, — закончила Алиса.
— Да. И никому не позволю отнять его у меня! Я оставила мужа, ребёнка, мою прежнюю жизнь. Всё оставила! Только чтобы быть рядом с Табрисом!
Во как! Вот это любовь… Хотя, конечно, поступок не очень красивый, но заслуживает уважения.
— Ребёнка-то зачем… — тихо, для самой себя, посетовала Алиса. Бахира услышала:
— Это давно было. Он сейчас должен быть совсем взрослый…
Её голос сорвался. Бахира присела на диванчик, посмотрела в окно, и на её безупречно гладком лбу прорезалась дорожка морщинок. Вздохнув, Бахира продолжила:
— Да и не нужна я была ему. И мужу не нужна была. Разве что в качестве куклы красивой, чтобы приёмы украшать да возносить благость на новорождённых младенцев женского пола в дни праздника всех детей… А прожить так всю жизнь — это, знаешь ли, не то счастье, о котором я мечтала.
— Ребёнку нужна мать, — подбирая осколки блюдца и расплющенную курагу, покачала головой Алиса. — Ради ребёнка можно и пожертвовать собственным счастьем.
— Вот родишь сама — и жертвуй! — огрызнулась Бахира. — Учит она меня! Я для них умерла, и точка. Нет меня. А здесь я заново родилась, получила новое имя, любимого мужа, у нас сын — наследник Шахства, и он когда-нибудь станет падишахом, иншалла!
— Каждому своё, — совсем неслышно сказала Алиса, подбирая остатки загубленного обеда. Она бы никогда в жизни не оставила своего ребёнка ради мужчины. Никогда!
— Да! Перстень… Надо снять твой перстень, — с досадой вздохнула Бахира и встала. — Давай, я попробую.
— Да я уже пробовала, — отмахнулась Алиса. — Тут действительно какая-то магия нужна. Перстень ведь не собачка, он не слушается приказов.
— Меня послушается.
Ледяной голос Бахиры резанул по сердцу. Алиса встала, глядя ей в глаза, и шахидше добавила с непонятной тоской:
— Когда-то он принадлежал мне.
Глава 22. А в это время где-то далеко…
***
Москва
Он повернулся на бок и зашипел, когда обожжённая рука в повязке задела за край кровати. Драконье дерьмо! Правой ничего не сделаешь без боли, замотана по локоть из-за огненного шара. Левой ещё долго пользоваться не сможет, пока пальцы не заживут, а сейчас — ни трусы подтянуть, ни в носу поковыряться… Сосед по палате сочувственно проскрипел:
— Чё, болит?
— Болит, — согласился он. И шумно выдохнул, как конь. Задолбало всё! Скорей бы выписали. И Фер куда-то задевался… Телефоны не отвечают, ни домашний на съёмной квартире, ни мобильный. Девчонки из универа забегали, конечно, но они тоже Фера не видели. Пропал, как в воду канул.
— Пива хочешь? — заговорщицки подмигнул сосед, гремя бутылками за тумбочкой.
Леви покачал головой. Чего-чего, а бухать ему сейчас совсем не хотелось. В милиции дело всё равно закроют — ведь напавших на него не найдут. Даже лучше для ментов, если не найдут. Огневик и кинетик — гремучая смесь, кто знает, что они могли натворить… Хоть бы Феру повезло, хоть бы его не нашли…
Он откинулся на подушку и еле слышно застонал. Нельзя так больше лежать в неизвестности. Пора валить отсюда!
— Слушай, — он повернул голову к соседу, — ты кипеш можешь устроить вечерком? У сестры на посту?
— Ну могу, а чё?
— Да мне надо кой-куда отлучиться, а не выпускают!
— Не вопрос, Лёвка! — подмигнул сосед. — Сделаем!
***
Авилон
— Смотри, Лива, вот эта часть — самое важное в этом растении!
— Шипы?
— Шипы, — улыбнулась Фириель, аккуратно отламывая острые колючки от стебля и складывая в ступку.
— А мы их выбрасываем, — сероглазая северянка пожала плечами. — Мы цветы сушим, а листья измельчаем и запариваем.
— Теперь будешь знать. В шипах есть такие маленькие пузырёчки с обогащённым соком, он там такой концентрированный, что одного растения хватит на длительное лечение больного.
Фириель взяла пестик и принялась растирать горсточку шипов в кашицу, попутно объясняя:
— Вот сейчас я всё хорошенько разотру, а потом смешаю со спиртом, с литровым пузырьком. И пусть настоится десять дней, а потом надо разбавить водой пять к одному и принимать внутрь при хронических болях в почках.
Лива кивнула, с улыбкой глядя на Фириель:
— Как хорошо ты знаешь ваши местные растения! Давно уже, небось, изучаешь?
— Да с малых лет, — пожала плечом Фириель. — Мама, правда, ругается, но мне удаётся незаметно улизнуть и идти собирать травки. А то прячусь в каморку матушки Мариэль, она мне всегда всё рассказывает и показывает. Я даже хотела в Старый мир идти, поступать на фармакологию, как мне Фер сказал, но мама не позволяет.
Фириель вздохнула. Столько об этом было говорено и переговорено с матерью, но та была категорически против и желала иметь дочь под рукой, а не в колледжах и институтах Старого мира…
Лива положила ей руку на плечо:
— Ты не расстраивайся, светлость, всё будет в своё время! Мы всегда хотим вырасти, повзрослеть раньше времени, но взросление — это не только достижение определённого возраста, а наращивание панциря, воспитание характера, способность принятия ситуации как она есть…
— Ты такая умная, Лива, — вздохнула Фириель, — ты так всё говоришь красиво… А ведь тебе ненамного больше лет, чем мне!
— Всего на три года, — засмеялась Лива и присела рядом.
