Я посмотрела на компьютер – ничего. Со стоном я поднялась и подошла обнять Иларию.
– У тебя болит голова? – спросила она.
– Пустяки, пройдет, – ответила я.
– Сделать тебе массаж?
– Давай.
Я уселась на пол, а Илария принялась массировать мне виски. Я опять куда‐то проваливалась, сколько времени у меня еще есть? А как быть с Джанни, с Отто?
– Я прогнала боль, – сказала она. – Тебе лучше?
Я кивнула.
– Зачем у тебя скрепка на руке?
При виде скрепки, о которой я совсем забыла, я встрепенулась. То небольшое неудобство, что она доставляла, уже стало частью меня. Толку от нее никакого. Я сняла ее и бросила на пол.
– Я прицепила скрепку, чтобы ничего не забыть. Сегодня у меня все вылетает из головы, просто не знаю, что делать.
– Я тебе помогу.
– Правда?
Я встала и взяла со стола металлический нож для бумаги.
– Держи, – сказала я, – как увидишь, что я забылась, уколи меня.
Девочка взяла нож и внимательно на меня посмотрела.
– А как я пойму, что ты забылась?
– Это просто. Такой человек не слышит запахов, не слышит слов, он ничего не чувствует!
Она показала мне нож.
– А вдруг ты и это не почувствуешь?
– Коли меня до тех пор, пока я не очнусь. Пойдем.
Глава 29
Я потащила ее обратно в кладовку и принялась искать крепкую веревку – она у меня точно где‐то была. Но нашелся только моток бечевки. Я отправилась в прихожую и привязала бечевку к железному стержню, который валялся на полу перед бронированной дверью. Потом я вернулась в гостиную (Илария не отставала от меня ни на шаг) и вышла на балкон.
В лицо мне подул горячий ветер, с шумным раздражающим шелестом раскачивавший деревья. Я чуть не задохнулась, короткая ночная сорочка прилипла к телу. Испуганная Илария схватилась за нее свободной рукой, чтобы не улететь. В воздухе стоял запах мяты, пыли и нагретой солнцем коры.
Высунувшись с балкона, я попыталась разглядеть балконную дверь нашего соседа снизу.
– Осторожно! Не упади! – сказала встревоженно Илария, держась за мою ночную рубашку.
Его окно было закрыто, вокруг стояла тишина. Слышалось только пение птиц, да вдали рокотали автобусы. Серой одинокой полоской протянулась река. Ни звука человеческой речи. Ни на одном из пяти этажей, ни внизу, ни справа, ни слева – никаких признаков жизни. Я напрягла слух, стараясь уловить звуки радио, какую‐нибудь песню, болтовню телешоу. Ничего, абсолютно ничего, кроме едва различимого ропота листьев под сильными порывами раскаленного ветра. Я стала кричать слабым голосом… впрочем, он у меня всегда был такой:
– Каррано! Альдо! Есть кто‐нибудь? Помогите! На помощь!
Ничего не случилось, ветер обрезал слова возле самых моих губ, точно я произносила их, одновременно поднося ко рту чашку с чем‐нибудь горячим.
Илария, заметно взволнованная, спросила:
– Почему ты зовешь на помощь?
Я не знала, что сказать, и только пробормотала:
– Не переживай, мы справимся сами.
Просунув стержень за балконную решетку, я опускала его на веревке до тех пор, пока он не коснулся балкона Каррано. Я свесилась вниз, чтобы проверить, далеко ли до окна, и Илария, отпустив мою рубашку, немедленно схватила меня за голую ногу – я даже почувствовала ее дыхание на коже – и сказала:
– Я держу тебя, мама!
Максимально вытянув правую руку и удерживая бечевку указательным и большим пальцами, я принялась раскачивать стержень быстрыми, резкими движениями. Стержень – я это видела – колебался, как маятник, возле соседского балкона. Чтобы мои действия достигли цели, я свешивалась все ниже и ниже и сверлила железку взглядом, словно пытаясь загипнотизировать самое себя. Я смотрела на эту темную заостренную палку, парившую над двором. Возвращаясь, стержень ударялся о балконную решетку соседа. Я уже не боялась упасть, мне даже казалось, что расстояние от балкона до земли ничуть не больше длины бечевки. Я хотела разбить окно Каррано. Я хотела, чтобы стержень, пробив стекло, залетел в гостиную, где сосед поимел меня прошлой ночью. Мне стало смешно. Наверняка он еще дремал. Мужчина на закате сил, с сомнительной эрекцией. Мой случайный, никчемный любовник, с которым я до дна испила чашу позора. Представляя себе, как он проводит свои дни, я содрогалась от презрения. В такую жару он, скорее всего, обычно кемарил где‐нибудь в теньке. Вспотев и тяжело дыша, он ждал, когда подойдет час выступления его дурацкого оркестра – сплошная безнадега. Я вспомнила его шершавый язык, солоноватый вкус его слюны и очнулась, только когда почувствовала острие ножа на своем правом бедре. Молодец Илария – внимательная и смышленая. Именно такой тактильный знак мне и требовался. Я позволила бечевке скользить между пальцами, и стержень стремительно скрылся под моим балконом. Я услышала звон разбившегося стекла, бечевка порвалась; я наблюдала за железякой, которая, катаясь по балкону внизу, ударялась о решетку. Затем стержень полетел в пустоту. Он долго падал вместе с осколками, поочередно задевая все балконные решетки нижних этажей: черная палка, которая становилась все меньше и меньше. Стукнувшись о булыжник, кусок железа подпрыгнул несколько раз с глухим звоном.
Испугавшись, я отпрянула назад: пятиэтажная высота вновь обрела реальные размеры. Я чувствовала, как Илария повисла на моей ноге. Я застыла в ожидании сиплого голоса музыканта, его возмущенного крика из‐за разбитого окна. Однако ничего не произошло. Снова запели птицы, обжигающий ветер сбивал с ног меня и Иларию – мою дочку, мое продолжение, которое держало меня и не давало забыться.
– Ты молодец, – сказала я.
– Если бы не я, ты бы упала.
– Ты ничего не слышишь?
– Нет.
– Давай позовем: Каррано, Каррано! На помощь!
Мы долго кричали в два голоса, но Каррано так и не появился. В ответ раздался лишь далекий унылый лай. Может, это был брошенный у летней дороги пес, а может, сам Отто, да, точно, именно он, наш волк.
Глава 30
Надо пошевеливаться, надо что‐нибудь предпринять. Нельзя идти на поводу у этого бестолкового дня, нужно собрать все фрагменты моей жизни в единое целое, как если бы у каждого из них по‐прежнему было свое место в общей конструкции. Я кивнула Иларии, чтобы она следовала за мной, и улыбнулась ей. Сейчас она была дамой пик с ножом для бумаги в руках, от старания у нее даже побелели костяшки пальцев, так серьезно отнеслась она к своей задаче.
Там, где не повезло мне, возможно, повезет ей, рассудила я. Мы вернулись в прихожую к бронированной двери.
– Попробуй повернуть ключ, – попросила я.
