До времени «Икс»…
«Экскурсовод» вытащил мобильный телефон. Набрал номер.
– Мы приехали. Мы на месте…
Из другого автобуса, на другой стоянке, тоже вышли люди. И тоже сплошь мужики. Но не стали толкаться подле автобуса, а пошли в лес. Погулять. Но не все. Шестеро. Они пошли в лес, внимательно оглядывая деревья. На которых кое-где были обломаны ветки. Совершенно незаметно обломаны, так чтобы не бросаться в глаза, если случайно мимо проходить. Но чтобы их можно было заметить, если идти не случайно… Они прошли по обломанным веткам и вышли к каким-то руинам. К каким-то с обрушившимися крышами сараям. Зашли внутрь. Увидели кучу наваленных, сгнивших досок. И стали ее разгребать. Разгребли и извлекли из-под завала сумки. Длинные и тяжелые, потому что сильно напрягались, когда поднимали и тащили их. К автобусу сумки они не понесли. Оставили в лесу. И оставили одного охранника. Ну чтобы эти сумки не унес какой-нибудь случайный вор. Они вернулись к автобусу, сели в него и затихли.
До времени «Икс»…
И еще один автобус. И другие люди в городе и на трассе. И не здесь, а далеко, которые «присели» на телефоны… Потому что это только кажется, что террор, это когда какой-то злобный смертник вдруг решил устроить всем тарарам, обвязался гранатами, пошел в людное место и рванул себя в толпе людей. Что был он один, был человеконенавистником и вообще психом ненормальным. А на самом деле не был он ни психом, ни ненормальным. А напротив – очень спокойным, уравновешенным и психически здоровым. Решившимся на самопожертвование ради каких-то своих идей и верований. И точно не был человеконенавистником, а очень любил людей, правда не всех, только вот этих и готов был ради их счастья лишить себя и тех, других, жизни. Такой хороший в целом человек. Потому что плохой ради чужого счастья убивать себя не станет.
И вот когда он решил отдать свою жизнь во имя… он пошел… Нет, не на площадь. Точнее, не сразу туда. А пошел к уважаемым людям, разделявшим его взгляды и мироощущение. И имел с ними долгие, неспешные беседы. Про вечные ценности, которые не для всех. И с ним говорили как с равным и говорили очень правильные вещи – про любовь к ближнему, к детям, к родственникам, к народу, к богу.
К своему богу. Своим детям. Своему народу…
Потому что любить всех – это неправильно. Слишком «всех» много. И на всех любви не хватит, потому что любить всех нельзя, невозможно. А надо лишь тех, кто этого достоин.
Те – не достойны. Ибо веруют они не в того, в кого следует. И добра желают себе, а не другим. И вообще живут не как надо, не по заповедям божьим, нарушая их всякий день…
А ведь и верно – не по заповедям! Точно – нарушая! Каждый день! Помнят, про «не укради». Но обкрадывают целые государства! И никто рук за воровство у ближнего не рубит… Знают, что «не возжелай», а желают! И совращают. И отбивают. И сходятся-расходятся. И детей делят меж собой как имущество или скотину. Изменяют друг другу и жена – мужу. И никто изменниц за прелюбодеяние в землю не закапывает и камнями до смерти не забивает в назидание другим. И женщины их не то что в парандже, но голяком ходить готовы, груди и чресла свои на всеобщее обозрение выставляя за деньги или даже просто так. И дети их это непотребство видят, и никто им глаза не прикрывает… И мужчина с мужчиной любят друг друга и нет таких законов, чтобы отрубать им за это греховное место, а после и саму голову. И их священники те отношения принимают как должное, и именем Господа благословляют на брак и венчают в церквях пред алтарем! И после оного право им дается детей усыновлять, и в семьи подобные брать, и учить греху, которому сами они подвержены. И должно дите неразумное называть одного мужчину папой, а другого мамой, и видеть все, и почитать их за родителей, потому что их Бог сие непотребство принимает, ибо венчаны они по церковным законам! И женщины их любят не мужчин, но женщин! И никто их за это не придаёт лютой смерти, ибо соитие таковое противно природе, так как не может от тех союзов быть детей! И тогда это есть блуд и разврат, ибо Бог создал мужчину и создал женщину, дабы они, соединяясь, продолжали род человеческий. А мужчина с мужчиной и женщина с женщиной не могут принести дитя и тогда зачем им на том свете жить!
Н-да…
Разве достойны люди такие и народы целые счастья? Разве верят они в бога, коли позволяют себе такие непотребства? Разве прав их бог, если не карает их за подобное святотатство? И как их еще называть, кроме как «неверные»? И разве не достойны они смерти, ибо жизнь их греховна, а женщины и дети их развращены и сеют разврат и неверие дальше? Разве не заслужили гибели народы, забывшие о боге и чести? Разве не следует уничтожить их цивилизацию, которая есть рассадник мерзости и тлена…
И что тут можно возразить? Что можно ответить на это человеку, который всей душой желает добра близким своим и народу своему? Но видит, как близких его и народ его развращает белая цивилизация, прикрывая дьявольские намерения красивыми словами и обманными посулами… И выходит, что верно – не грех убить неверного, а доблесть и честь. И берет он поясок с взрывчаткой, обматывает себя вкруг и идет куда укажут. Не по злобе своей, а в уверенности, что творит благое дело. Ради детей, родственников и народа своего. И ради Аллаха, который того, что тот, чужой Бог, среди паствы своей не допускает! И значит, он и есть истинный и единственный. И умереть за него и во имя него не трагедия, но счастье!
Аллах акбар!
Вот так…
* * *
Секундная стрелка… Минутная… Часовая… А у кого-то цифирки электронные. Не суть. Суть – в обратном отсчете.
Десять минут… Пять… Две… Одна… А вот и время «Икс». Пришло… Подкралось… Незаметно. Вот к этому конкретному городку.
Кто-то куда-то позвонил. И что-то сказал. Совершенно безобидное… Но где-то там на дорогу из кустов вышли люди. И широкими жестами сеятелей разбросали по асфальту небольшие металлические «ежи». Чтобы пропороть ими шины случайных автомобилей. Разбросали и ушли.
А из автобусов вышли «туристы». Почему-то в сером, какой ночью в упор не разглядишь, камуфляже. И цепочкой, соблюдая дистанцию, побрели в лес. Друг за другом. Молча. Не зажигая света. Не куря. Не балуясь с телефонами. Прошли. И вышли… к тем сумкам. Потянули молнии и стали доставать из них что-то железное и тяжелое. Стали доставать пистолеты и короткоствольные автоматы. И еще гранаты… Разобрали оружие. Проверили на ощупь, не нарушая светомаскировки. Защелкнули на место обоймы и магазины. Закинули на плечи ремни. Рассовали по карманам гранаты и радиостанции. Разделились на четыре группы. И без дополнительных приказов и указаний, потому что каждый знал, что делать, разбежались в разные стороны, пропав в черноте ночи. И когда они уходили, не было слышно команд, топота ног, бряцанья оружия, разговоров. Они расходились бесшумно, как духи. Как… афганские «духи».
Десять минут от времени «Икс».
На повороте дороги, с двух сторон, у обочин, на землю, залегли фигуры. На той единственной, что связывала больницу с городом. По которой могла приехать вызванная охраной полиция. А теперь не приедет, даже если поедет. Потому что не доедет.
