– Кто подтащил?
– Говорят – Галиб. Долбает по городу из стомиллиметровых гаубиц.
– Где он их раздобыл?
– Не знаю. Кажется, изъял в одной из армейских частей.
– Изъял?! Слышали! Что вы мне тут про какую-то месть болтаете, когда это война. Нормальная гражданская война! С использованием тяжелой артиллерии! Они тут скоро все перестреляют друг дружку до последнего человека. С кем тогда работать? Вызовите сюда наших «протеже». Только не вместе. По очереди.
Первым прибыл Аби-Джамиль-Исрафил.
– Что у вас тут происходит? У всех!
– Ничего особенного.
Ну, по масштабам Востока, где вырезали целые народы, может быть и ничего. Плюс-минус город… А на взгляд белого человека было, о чем беспокоиться.
– Вам надо немедленно усмирить ваших людей!
– Вряд ли это возможно. Им нанесено оскорбление. Они должны отомстить!
– Что?! Что вы сказали?
– Они убили их «братьев»! Я не смогу их остановить.
– А я не смогу продолжить субсидирование, потому что вам платят не за то, чтобы вы убивали правоверных! Этим вы можете заниматься бесплатно в качестве хобби!
Аби-Джамиль-Исрафил молчал.
– Кто там у вас палит из пушек?
– Галиб.
– Кто это такой? Откуда? – спросил журналист Гарри Браун. Который не был ни журналистом, ни Гарри, ни Брауном. Спросил, хотя лучше других был осведомлен, кто такой Галиб, так как чуть не через день отсматривал его досье, встречался с ним и даже разговаривал с глазу на глаз. Но об этом никто не знал. Тем более Аби-Джамиль-Исрафил, который считал, что он единственный и неповторимый. Как та жена, которая уверена, что ее супруг никогда ей не изменит, потому что она лучше всех.
– Галиб мой союзник. И «брат».
– Так утихомирьте его, коли он ваш «брат». Братья братьев должны слушаться!
Аби-Джамиль-Исрафил тяжко вздохнул.
– Боюсь, я не смогу его остановить. Он потерял много своих людей и теперь должен отомстить!
– Замучили вы меня своей местью. Заняться вам больше нечем, как друг другу кровь пускать!
– Я бы просил вас! Я уважаемый человек древнего рода!.. – обиженно запротестовал Аби-Джамиль-Исрафил.
– Извините, не сдержался… Но ситуация вышла из-под контроля. Мне звонили. Оттуда. И много чего интересного сказали. И смею вас уверить в гораздо более резкой форме! Делайте, что хотите, но это безобразие надо остановить! Иначе и вас и меня! Надеюсь, вы понимаете…
Аби-Джамиль-Исрафил многозначительно кивнул. И величественно удалился.
«Журналист» чертыхнулся. Устал он от этого Востока, где каждый боевик как дите малое, со своими настроениями, обидами и претензиями. И каждого нужно приласкать, и ублажить, и по головке погладить! Нормально работать невозможно!
Гарри Браун упал в кресло, выпил виски и закурил сигару. И задумчиво сказал:
– Мне кажется, наш общий друг исчерпал свои возможности. Двадцать лет – большой срок. Если он не способен взять под контроль своих людей, это серьезный сигнал. Для нас. Нам нужны партнеры, которые задают ситуацию, а не разводят руками, не имея возможности справиться с ней. Да, он наш хороший и давний друг, но это еще не повод… Боюсь его время вышло. Он слишком долго сидит на своем месте.
– Что вы предлагаете?
– Пока ничего. Пока присмотреться к другим фигурам.
– К кому?
– Например, к тому же Галибу, с которым наш друг справиться не может. А раз не может, то не исключено, тот сильнее его. Молодые волчата, когда подрастают, всегда задирают одряхлевших вожаков. Это закон природы. Не нам с ним спорить. Молодость побеждает старость. А нам нужно ставить на победителей. Если он готов палить по «братьям» из пушек, то это серьезная заявка на власть. Бонапарт, помнится, тоже начал свою карьеру с картечи.
– Что, простите?
– Майкл, я уже говорил вам – учите историю, чтобы не совершать ошибок. Она всегда повторяется. По спирали. И вы всегда можете найти в ней подсказку. Вызовите ко мне Галиба. То есть я хотел сказать – пригласите.
– А если он откажется?
– Значит, сделайте так, чтобы не отказался!
Галиба нашли. Пригласили. Сказали много хороших в его адрес слов. Что-то пообещали. В чем-то заверили. И он принял приглашение. И пришел. Не один. С Помощником.
– Почему с Помощником?
– Но он же не разговаривает.
Ах, ну да…
– Здравствуйте, многоуважаемый Галиб! Как ваше здоровье?.. Семья?..
И все такое прочее.
Нет, чтобы просто «Хелло, Джордж!» «О, привет, Сэм!». Так нет, надо десять вопросов задать, прежде чем о главном спросить.
Молчит Галиб. Но отвечает чужим голосом:
– Спасибо, все хорошо.
– Мы следим за вашими успехами. Вы стали очень известны на Востоке. Люди любят и уважают вас.
Галиб кивнул. А что ему еще делать? Только кивать.
– Нам кажется, что вас недооценивают. Вы могли бы более серьезно влиять на события, происходящие в Регионе. Ваш авторитет… Ваши бойцы… Ваше умение… Мы, моя страна, с удовольствием поддержали бы вас, если бы решили занять более значимые позиции. Вы понимаете меня…
Кивок.
– К сожалению, многие старые воины одряхлели и уже не могут проявить себя. Мир принадлежит молодым. Таким, как вы.
Кивок… Ох, трудно говорить с молчунами. Ни черта не понять, что у них там в голове проворачивается. И напрямую не скажешь, чтобы тебя за язык не ухватили. С американцем давно бы уже все детали обсудили, сказали «О’кей!», контракт подписали и руки пожали. А здесь приходится вокруг да около…
– Вы не слышали, как себя чувствует уважаемый Аби-Джамиль-Исрафил? Я видел его недавно и обеспокоился его здоровьем. Мне кажется, он устал, возможно болен.
Молчание.
– Вы ведь дружите с ним?
Кивок.
– Если бы вы могли дать ему возможность отдохнуть, восстановить силы… Мы бы поддержали вас. Нам кажется, вы можете справиться с бременем ответственности, возложенным Аллахом на плечи Аби-Джамиль-Исрафила. Вы молоды, сильны, энергичны…
Кивок.
– Галиб согласен с вами. Уважаемые воины должны уходить на покой, продлевая свои дни, пусть они живут сто лет, ибо они заслужили счастливую старость в окружении своей любящей семьи. Старый мул не должен нести поклажу, которую способен поднять молодой мул. Переложить поклажу со спины старого мула, значит, продлить его счастливые дни!
– Да, это правильно! Поклажа должна быть по силам, иначе можно надорваться.
– Но не все это понимают.
