Морг… Да, морг!
Стены, выкрашенные серой краской. Вытертая мебель. Какая-то плачущая женщина на скамейке. Кому-то суют в нос ватку с нашатырем. Обычная для таких учреждений картинка. Фотографии на стенах, прилепленные скотчем.
Трупы. Раздавленные трупы… Размозженные трупы… Обгорелые трупы… Фрагменты трупов…
Снимки обнаруженных на месте крушения вещей…
Суровый, неразговорчивый мужчина в кресле у входа. Наверняка не один. Теракт, следствие, режим секретности. И ребята – оттуда. Тут лучше не отсвечивать… Надо поймать кого-нибудь из персонала.
– Извините. Мне бы с кем-нибудь из морга переговорить.
– Ну так идите. В третий корпус.
– Нет, мне бы неофициально. Может, вы можете кому-нибудь позвонить? Вы же знаете их номера. Я буду благодарен. Прямо теперь…
Гудки. Гудки…
– Здравствуйте, Семен Аркадьевич. Тут с вами переговорить хотят… Нет, срочно… Не знаю… Хорошо, в скверике.
Немолодой доктор в несвежем халате. Патологоанатом.
– Чем обязан?
– Мне бы фотографии погибших для ДСП.
– Что, простите?
– Для служебного пользования.
– Но вы же сами сказали: они для служебного, а не для каждого.
– Я понимаю. Но я тоже на службе. Я буду признателен. В размерах вашей годовой зарплаты.
– Но если узнают, то я…
– Никто ничего не узнает. Я ведь не буду просить у вас расписку. Согласитесь, это очень хорошая сумма для такого пустякового дела. Я ведь не тела у вас прошу, только фотографии. Если что – получите выговор. Вот аванс.
Хороший аванс, от которого трудно отказаться…
– Хорошо, я попробую, но не обещаю…
Фотографии. Не такие, как на стене. Качественные, с деталями, в разных ракурсах, крупные планы… И что теперь с ними делать? Показать специалистам. Но вначале поговорить с очевидцами и спасателями.
– Корреспондент немецкой газеты «Дойче Цайтунг нью».
– Нам запрещено давать интервью. Нас предупредили. Расписки взяли. Следствие и… вообще.
– А мы никому не скажем.
– Нет, не могу, уходите.
– А если так?
Зашелестели, зашевелились в ручках европейские купюры. Они любые «не могу» в «могу» превращают.
– Мало ли кто мне мог сболтнуть. Вы же там не одни были. Кто докажет. Может, это не вы. Вернее, точно не вы!
– Ну, хорошо… Что вас интересует?
– Всё…
Да, таскали, вырезали, вынимали. Были женщины и дети. Но больше мужиков. Гражданских. В отпуск, наверное, ехали. Но и целые семьи – папа, мама, дети. Выносили. Складывали. Увозили в морг военные. Там вообще было много военных и таких, которые в штатском, которые смотрели, чтобы ничего из вещей не пропало. И еще фотографировали и мерили рулетками… Сколько? Не знаю. Много. И еще фрагменты и куски…
Так, здесь всё понятно. Было крушение. Были трупы. Были спасатели. Естественно, следователи, военные и люди в штатском. Гриф «секретно» до окончания следствия. Охрана места аварии. Быстрое растаскивание жертв по адресам, чтобы не собирать родственников в одном месте, чтобы они не могли познакомиться, объединиться и что-то начать требовать. Компенсации, помощь на местах, психологи. Всё, как обычно, как и должно быть. Вроде всё сходится. Можно убывать? Или?
Нет, все-таки «или»…
* * *
– Мне необходимо встретиться с Галибом.
– Он не может.
– Вы не услышали меня. Я имел разговор с самыми высокопоставленными людьми своей страны. Мне есть, что сказать и предложить многоуважаемому Галибу. Это весьма срочно.
– Сожалею, он не сможет вас принять.
– Почему?!
– Он теперь выполняет особую миссию…
* * *
Резидента не было.
Но работа шла. Потому что помощники, посредники и прочие прослойки и прокладки. Инерция… И даже если умереть, еще некоторое время, еще долго работа будет продолжаться. Даже если без главного лица… Так работает система…
– Охраны не будет. Охрана будет усыплена с помощью добавленного в еду яда. Вами добавленного. Вы сможете дойти до места как по паркету, ничем не рискуя. Двоих телохранителей, которые будут оказывать сопротивление, застрелят ваши люди. Но вы должны быть рядом и руководить их действиями. Это очень важно, чтобы вы были впереди и не кланялись встречным выстрелам. Тем более что они будут холостые. Вам все понятно?
Галиб кивнул. Хотя и не очень уверенно.
– Объект будет находиться вот в этом помещении. Рядом с ним могут быть две женщины – его любовница и секретарша. Не трогайте их, они так же будут спать.
– А если не будут?
– Тогда опасайтесь их, это высокопрофессиональные телохранители.
– А сам журналист?
– Он не сможет оказать вам сопротивления. Он глубоко штатский человек и не имеет оружия. Возможно, он тоже будет спать. Возможно, нет. В любом случае постарайтесь не доставлять ему лишних мучений.
– Но он оскорбил мой народ.
– За это вы ему отомстите. Но месть должна быть благородной. Напоминаю, что эти кадры увидит весь мир.
– Тогда мне есть, что сказать миру!
– Вы ничего не можете сказать миру, потому что вы немой. Не переигрывайте. Иначе я лишу вас обещанной премии. Делайте то, что должно. И без самодеятельности.
* * *
– Вот эти фотографии. Взгляните, пожалуйста. Да, типичные для железнодорожных аварий травмы. Переломы, сдавливание, смятие, отрыв конечностей… И вот здесь тоже. Ожоги… Похоже был еще пожар. Но вначале смерть, а лишь потом…
– Почему вы так считаете?
– Потому что опыт. Я, знаете, сколько трупов за свою жизнь повидал? Разных. Если человек сгорает живьем, то он принимает так называемую «позу боксера», то есть сгибается в поясе, поджимает ноги и выставляет вперед руки, вот так. Как боксер на ринге. Эти трупы лежат. А вот эти вначале умерли от травм, а потом сгорели. Повезло. Что это вообще такое?
– Это авария, давняя и не у нас. Я пишу исследование на тему крушений и некоторых аспектов проведения спасательных операций.
– Понятно. Ну да, тут крушение. Типичное.
– А вот эти пятна? Простите? На некоторых телах.
– Это? Обыкновенные трупные пятна. Пятна выступают через некоторое время – кровь стекает вниз и застаивается. Образуются такие синяки.
– Да? Интересно. А почему они только здесь? А на других нет?
– Не знаю, не могу сказать. Судя по этим пятнам, человек умер часа за три до фотографирования. А этот за шесть-семь часов.
