Да… Такие правила… Такая жизнь… Такая работа… Что если не ты – то тогда кто? А если ты – то тебе и отвечать. А не кому-то другому. Или – другому, если он тебя просмотрел. Или – третьему, если он упустил предыдущего.
Но отвечать кому-то обязательно. По цепочке. И по всей строгости законов немирного времени…
* * *
– У нас ЧП.
«Первый» оторвал глаза от бумаг. И снова опустил их.
– Семь трупов.
То же новость! В вверенной ему стране каждый день ЧП. Вся страна – одно сплошное ЧП. Все пьют, травятся до смерти, в пьяном угаре давят и режут друг дружку, а военнослужащие и полиция имеющие доступ к оружию, стреляют и стреляются, самолеты падают, потому что тяжелее воздуха, корабли тонут, дома рушатся, заводы встают, бюджеты расхищаются, чиновники берут, министры – в особо крупных, а те кто их должен ловить – в еще более. Бардак и раздолбайство. Нормально. Для этой, одной шестой части суши – вполне. Большая страна – большие масштабы. В том числе несчастий.
– Зачем мне про них знать? Я не репортер уголовной хроники. Кто там? Губернатор? Мэр? Министр?
– Это не у нас. Это там.
Перо замерло над бумагой.
– Там?
– Да, там.
– Все?
– Все.
– Как это произошло?
– Детали пока не известны. Машина свалилась с моста. Возможно, неисправность рулевого. Или водитель не справился.
– За каким таким они все собрались в одну машину?
Главный Телохранитель Страны пожал плечами. Хрен их знает. Может, на пикник поехали пьянствовать, может, на охоту или к бабам. Или просто дурь в башку ударила. Но ответил по-другому:
– Наверное, по служебной надобности.
«Первый» отбросил перо.
– Узнайте все подробности. Все возможные подробности. Что еще?
– Я готовлю вторую группу.
– Отставить… Отставить вторую группу.
– А что тогда делать?
– Ничего. Ничего не делать! Совсем! Всё, что можно было сделать, вернее, наделать, ты уже наделал. Лопатой не разгрести. Приостанови прыть. И операцию. Тебе еще за эти семь трупов отписываться.
– А как же с передачей дел?
– С какой? Нельзя принять то, что не передают.
– Но он же под вами.
– Подо мной. Но не со мной. Не по любви. Нет у нас взаимной любви. Вынужденный у нас коитус. На договорной основе. Только, похоже, мы не договорились. Он с нами не договорился.
– Так, может, его?
– А может, вперед – тебя? Он? Не трепыхайся. Нам теперь суетиться без толку. Этот раунд за ним. Все раунды пока за ним. Пусть работает. Пусть пасет Регион. И пусть отчитывается. Мне как верховному. Он ведь мой боец. А ты думай. На то тебе голова дана и оклад немаленький. Думай и докладывай. Обо всем. Лично мне!
– А если?..
– Вам что-то не понятно? – перешел на «вы» «Первый». – Если не понятно, я объясню. В более доступной форме. Не слышу?
– Никак нет. Всё ясно!
– Тогда иди, и не просто иди, а работать иди. Не покладая рук. И не теряя… своего достоинства. Того самого, которого тебя могут лишить. Он – может лишить. Если захочет. Ступай. Если можешь решить вопрос – решай. Если не можешь – договаривайся. Если не можешь договориться – то… Лучше всё равно договориться! Мне в охране обрезки не нужны. Такой мой тебе совет. Надеюсь, я смог донести? А если я не смог – он донесет. И еще догонит и добавит. Вопросы?
– Вопросов нет!
* * *
– Выпьем?
– Давай.
Два человека. Двое мужчин, уже не очень молодых, сидели за столиком. Не в ресторане. Не в кафе. Не в уличной забегаловке. Сидели в глухой комнате, с закрытыми дверями, с опущенными шторами, у черта на рогах, где их никто не знал и никогда не видел, и никогда больше не увидит. Два мужика. Какие-то забулдыги, до которых никому дела нет.
Сегодня приятели, а завтра… Но завтра – это не сейчас. Завтра – это потом.
– За что пить будем?
– За тебя!
– За меня?
– Ну да. Что бы всё у тебя было тип-топ!
А будет?
Кто знает.
Вернее – кто-то знает.
Серега знает. Произносит тост за здравие. Хотя, может быть, и за упокой. Он, конечно, не господь бог, но иногда его подменяет, решая чужие судьбы и загодя зная, когда последний час пробъет.
– Собачья у нас работа!
– Собачья. Причем женского рода.
– За собачью работу, которая женского рода! До дна!
Выпили.
Крякнули.
Закусили.
Как будто не у черта на рогах, а в подмосковной баньке, в кругу друзей-собутыльников. Только это не Подмосковье. И друзей у них нет. И приятелей тоже.
– Ну что, продолжим?
– А что? Давай. Мы здесь казаки вольные.
Разлили.
– За что?
– Давай не за «что», давай «за кого». За него… За того, который нас сюда… За гаранта и верховного. Что бы ему ни дна ни покрышки. Но без которого мы… Как без мамки. Потому что он наш «Первый». И единственный. Кем бы он ни был.
И то верно. Даже самый плохой командир лучше, чем его отсутствие. Потому что если анархия, то туши свет и черпай воду. Кто-то должен быть, кто несет всю полноту и за все отвествен. Даже если он ошибается. Даже если искренне заблуждается. Всё равно кто-то должен быть у руля. А они ему помогут. Если надо – подкорректируют. Если будет необходимо – поправят.
– За организацию!
И за нее, нелюбимую. Но свою. От которой – никуда. Она где угодно достанет. Хоть под землей, хоть с небес за ноги стащит, хоть с того света вернет, чтобы туда же и спровадить.
За нее, проклятую! Что бы ей… во веки вечные!..
За нее, которая единственная и последняя, потому что никуда от нее ни под землей, ни на небесах, ни у мамки под подолом! И хочешь не хочешь, не покладая рук…
За нее!.. И по последней. До дна. До капельки.
– За…
– Отчизну, которая там. А мы за нее – здесь. Стоя.
Потому что это главное и единственное, ради чего имеет смысл…
Потому что ради чего еще? Всё это… И то, что было раньше… И что будет…
За каким таким, если без березок, могил и крестов?..
Без тех, кто был до тебя и будет после?
Без нее – хоть на Таити, хоть пулю в лоб.
Потому что должно быть что-то… ради чего.
– Чтобы ей тысячу лет стоять!
Выпили. Занюхали. Закусили. Пьяные мужики. Что с них взять? Просто пьяные, российские мужики, которые позволили себе немного расслабиться.
