Богдан потянулся к карману на плече камуфляжа за аптечкой, но тут девочка открыла глаза и качнула головой – не надо, мол. Ух, а глазищи-то у нее какие! Внимательные не по-детски, синие-синие, похожие на тот отблеск в гляделках мутанта-телекинетика, которого Богдан только что убил. Хотя о чем это он? Даже думать такое не надо, сравнивая кровожадную тварь и девочку с невинно-кукольной внешностью.
А помощь ей и правда оказалась не нужна, так как кровь из шеи девочки перестала идти. Богдан точно помнил: были две ранки, из которых сочились алые струйки. Теперь же они исчезли, только две запекшиеся бурые дорожки тянулись вниз по тонкой детской шейке…
– Это мутант, – сказал Заммер, подходя ближе. – Такой же, как и тот, которого ты только что завалил. Помнишь знак на входе в лес? Думаю, он неспроста там появился. По-хорошему, и ее надо так же, как ты умеешь. Или давай я, если тебе до этого не приходилось детей убивать.
Заммер положил руку на кобуру с пистолетом.
– А тебе приходилось? – поинтересовался Богдан.
– Ага, – кивнул сапёр. – Когда один пацан-смертник лет десяти активировал взрывное устройство. Оно убило троих моих друзей, и мне все лицо посекло осколками. А потом второй малолетка подошел. С автоматом, чтобы меня добить.
– Сочувствую, – холодно сказал Богдан. – Но эту девочку я беру с собой. Одной ей в лесу не выжить.
– Верное решение, – произнесла Анна, с вызовом глядя сапёру прямо в глаза. – Наша задача – найти и спасти выживших. Хороши же мы будем, если убьем несчастного ребенка только потому, что Заммер хорошо умеет это делать и что-то подозревает.
– Смотрите, я предупредил, – сказал сапёр, сплюнув себе под ноги. – Меня моё предчувствие не раз спасало. Потом пожалеете, но будет уже поздно.
Но его уже никто не слушал.
Каждый счел своим долгом подойти к Богдану и похлопать его по плечу или просто сказать что-то хорошее. Кроме Заммера и Вороновой. Старший лейтенант была очень зла – не на сталкера, а в общем. Мало того, что ее выстрел не принес ожидаемого результата, так красавицу еще и с ног сбили, словно кеглю. Вдобавок она еще и об торчащий сучок рукав камуфляжа распорола, вместе с кожей под ней. Теперь края дырки потемнели, окрасившись кровью, но девушка демонстративно не обращала на это внимания, занимаясь винтовкой.
Богдан же, выслушав всех, вновь посмотрел в синие глаза девочки. Он уже понял, кто перед ним. Раны обычных людей не заживают с такой скоростью. А еще сталкер знал: любой мутант в Зоне – это смерть для обычного человека. Здесь Заммер прав, конечно, но мутант мутанту рознь.
– Как тебя зовут? – спросил он.
Девочка не ответила. Просто продолжала не мигая смотреть на сталкера своими небесными глазищами.
И тут до Богдана дошло. Он ведь ничего не знал про того горбатого урода. Совсем ничего. Впервые такого мута в Зоне встретил. И насчет горба никогда бы сам не догадался. Значит…
«Как тебя зовут?» – повторил он, мысленно обращаясь к девочке.
Она не ответила, лишь слегка улыбнулась, самыми краешками рта.
«Я потерялась, – прозвучало в голове сталкера. – Я не знаю, где мой папа».
Вот, значит, как. Ну да, логично, что у ребенка такого возраста должны быть родители.
«Ты знаешь, где его искать?»
«Там».
Крошечный палец указал на север.
«Ясно. Мы как раз идем туда. Пойдешь с нами?»
«Да».
Богдан осторожно поставил ребенка на ноги. Вроде нормально стоит, несмотря на кровопотерю.
«Идти сможешь?»
«Да».
– Девочка пойдет с нами, – громко, для всех объявил Богдан.
– Ты совсем рехнулся, парень, – проворчал Заммер. – Она задержит группу.
– Если задержит, я ее понесу, – сказал сталкер. – Так что это теперь только моя проблема.
– Мы с Анной поможем, если устанешь, – сказал Маркус.
– На меня тоже можешь рассчитывать. И на меня. На меня тоже, – почти в один голос произнесли Носов, Перен и Берг.
Богдан улыбнулся.
Те, кого он считал учеными, полностью зацикленными на своих научных исследованиях, сейчас показали себя с неожиданной стороны. Всегда приятно ошибаться в людях, о которых ты думал хуже, чем они есть на самом деле.
Лопез был занят – приводил в чувство Протона. И ему это удалось.
Ученый сел на траве, пощупал шишку на затылке, поморщился, посмотрел на свою руку, испачканную в крови.
– Надо выстричь волосы и обработать рану, – сказал Лопез.
– Себе чего-нибудь отстриги, – посоветовал Протон, всегда отличавшийся нелегким характером.
– Я просто хотел помочь, – похоже, обиделся врач.
– Себе помоги, мне не надо, – сказал Протон, поднимаясь на ноги. Качнулся, но устоял. Оглядел группу, зацепился взглядом за девочку, но ничего не сказал по поводу нового члена отряда. Лишь закинул за плечо автомат и произнес:
– Ну, и чего стоим? Мы вроде к центру Зоны собирались. Или отменилось всё?
– Он прав, – сказал Богдан, беря девочку за руку. – Пора возвращаться на шоссе и идти дальше.
* * *
Воронова на ходу пыталась перевязать раненую руку.
– Помочь? – обернувшись, поинтересовался Богдан.
– Обойдусь, – зло бросила девушка.
– Она обойдется, – подтвердил Лопез, шедший за ней. – Всё сама привыкла делать. Я уже даже и не предлагаю.
– Кишки мне когда выпустят, тогда поможешь их обратно заправить, – усмехнулась старший лейтенант. – С остальным я справлюсь.
– Не надо так, – покачал головой Богдан. – Зона услышит и пошутит. По-своему.
– Ой, слушай, парень, не делай мне мозг, ладно? – поморщилась Воронова. – Зона у него услышит, ага. То, что ты урода горбатого завалил, это круто, конечно, а вот лапшу вешать – это ты не те уши нашел.
И ушла в конец цепочки, растянувшейся за Богданом, – группа продолжала идти, дыша друг другу в затылок.
Впрочем, в такого рода предосторожности уже особой нужды не было. Похоже, мутировавший лес, нависший над дорогой, то ли разогнал, то ли сожрал все аномалии. Богдан лишь пару раз бросил гильзы в подозрительные пятна на асфальте, но они оказались просто пятнами. Пустячок – а приятно.
Правда, на ветках некоторых деревьев болталось что-то, напоминающее большие лоскуты слипшейся паутины, – и казалось, что эти лохмотья при приближении людей тянутся к ним, словно пучки стальных булавок к магнитам. Поэтому Богдан на всякий случай обошел странные деревья по широкой дуге – мало ли.
Между тем лес потихоньку редел, и уже видна была впереди его граница, за которой серый асфальт прямой линией рассекал пустошь, поросшую густым кустарником…
