Но Богдан не стал добивать противника. И не из-за благородных побуждений. Просто что потом делать с членом группы, который ходить может только очень медленно и враскоряку?
Однако два слишком резких движения для самого сталкера не прошли даром. Проклятая лучевая болезнь ударила снизу, подло, в тот самый миг, когда требовалось контролировать сапёра, который, несмотря на неслабый удар в башню, уже пытался встать.
Богдана согнуло в букву «Г», тело его сотряслось в надрывном кашле… который прервался от мощного удара ногой в солнечное сплетение. Это Заммер поднялся – и ответил противнику от души.
Сталкер упал, свернувшись в узел и пытаясь протолкнуть в легкие хоть немного воздуха, – но второй удар в плечо разогнул его. От этого воздух всосался в легкие сам – и тут же вылетел из них вместе с плотным комком кровавой мокроты.
А наверху, над головой Богдана, уже громко орали все, оттаскивая Заммера от сталкера, и к спине сталкера вновь прижались на этот раз обжигающе-горячие ладони, тепло которых почти мгновенно успокоило зверя, рвущего легкие на части.
Богдан, пошатываясь, поднялся на ноги. Девочка-мутант смотрела на него огромными синими глазищами, в которых сталкер увидел неподдельную тревогу. А еще он увидел уже не просто нездоровую, а смертельную бледность, разлившуюся по детскому личику.
«Спасибо, но хватит меня спасать. Ты отдаешь слишком много энергии», – подумал он.
«Если я не спасу тебя, то кто спасет нас? – возник в его голове ответ. – Вот, возьми. Она лежала под спальной подстилкой Лопеза. Это его прощальный подарок тебе».
Девочка стояла спиной к остальным членам группы, поэтому они не видели ее рук, когда она протянула Богдану знакомую оранжевую коробочку с надписью «Аптечка». Сталкер взял протянутое и незаметно сунул в карман – просто чтоб не было лишних вопросов.
«Спасибо».
«Не благодари, – прозвучало в голове. – Ты отдаешь другим больше, чем я могу дать тебе».
Богдан покачал головой. Надо же, эта маленькая девочка-мутант рассуждает разумнее, чем большинство взрослых, которые так и не выросли из своих детских комплексов и глупых обид. Вон, например, Носов с Переном сейчас вдвоем держат здорового мужика, который не видит дальше своего разбитого носа.
– Отпустите его, – сказал Богдан. – И в ноздри тампоны вставьте, иначе кровью изойдет. А нам уже идти надо.
– Но как же Маркус?
На Анну было страшно смотреть. Горе исказило ее лицо до неузнаваемости.
– Крепись, – сказал Богдан. – Он хотел бы, чтоб ты выжила и выполнила задание, поэтому сейчас нужно просто уйти.
Анна утерла слезы рукавом и кивнула. Хорошо, что после пережитого она может воспринимать чужие слова и реагировать на них. Сильная женщина, настоящий воин.
– И да, давайте уже решим, кто командует группой, – возвысил голос Протон. – А то надоели уже эти разборки.
– Пусть Богдан командует, – сказал Носов. – Ясно же, что кроме него никто нас к центру Зоны не выведет.
– Поддерживаю, – кивнул Перен.
– Согласна, – отозвалась Воронова.
– Я за, – тихо произнесла Анна.
– Ну и отлично, – сказал Протон. – Так что, сапёр, лечи нос и успокойся, большинство выбирает Богдана. Ты с нами или обратно пойдешь?
– С вами, – скрипнул зубами Заммер. Возможно, от боли – совать тугие тампоны в сломанный нос занятие малоприятное, – но, вероятнее всего, от ненависти, которую до поры до времени пришлось загнать глубоко внутрь себя, словно голодную змею в нору. Пусть подождет, придет еще ее время.
* * *
Они довольно быстро шли по разбитому шоссе, так как Богдан открыл в себе еще одну способность. Теперь он слышал замаскировавшиеся аномалии, если это, конечно, можно так назвать – те, которые проголодавшись, умеют становиться невидимыми. Почти невидимыми…
Вон впереди марево над разбитой дорогой колышется – явно неспроста, потому что чем больше к нему приближаешься, тем неприятнее становится омерзительная щекотка в позвоночнике, от которой вдобавок начинают ныть зубы. Богдан, чтоб ощущение проверить, даже туда гильзу швырнул, хотя мог просто обойти подозрительное место.
Странно. Металлический цилиндрик упал на асфальт, отскочил от него, пролетел сквозь марево – и благополучно упал на обочину. Но сталкер на всякий случай всё равно то место обошел, и группа, шедшая за ним, тоже. И уже когда марево то осталось позади, Богдан обратил внимание, что гильза, лежащая на земле, тоже слегка дрожит, будто не материальный предмет это, а его изображение, проецируемое старым кинопроектором. Он аж поёжился, подумав о том, что могло стать с людьми, если б они прошли через эту аномалию.
Девочку Богдан вёл за руку. Или она его. Как взялась за указательный палец, когда выходили со стоянки, так и не отпускала с тех пор. Интересно, кстати. Впервые вот эту мерзкую щекотку вдоль спины он ощутил перед тем, как немыслимым образом увидел перед собой цели, которые после устранил с помощью винтовки Вороновой. И тогда он тоже держал девочку за руку.
«Это ты?» – послал он мысленный вопрос.
«Я, – незамедлительно последовал ответ. – Ты сейчас для меня как большая антенна, с которой я лучше ловлю сигналы Зоны, которые ты тоже можешь слышать. Но скоро я тебе буду не нужна. Ты – наш, и ты быстро учишься».
«Ваш – это как?»
Девочка не ответила. Богдан хотел было повторить вопрос, но ощутил волну неудовольствия, исходящую от маленькой собеседницы. Мол, большой дядя, а тупые вопросы задаешь. Ладно.
«А имя у тебя есть?»
На этот раз она отозвалась.
«Папа звал меня Надеждой».
«Надей?»
«Нет. Надеждой. Только так».
Странно было, конечно, так по-взрослому обращаться к маленькой девочке, но Богдан это принял без особых проблем. Как будто так и надо и иначе – никак. Когда ребенок рассуждает и ведет себя как взрослый, значит, и относиться к нему надо соответствующе без тупых предубеждений. Надежда так Надежда.
«А папу как звали?»
Вопрос Богдан послал, просто чтоб мысленный разговор поддержать, – и тут же одернул себя. Может, у девочки психологическая травма в связи с потерей родителей. Но подуманного не воротишь, тем более что ответ пришел почти сразу.
«Максим».
Богдан от неожиданности аж остановился.
Вновь взметнулись перед его внутренним взором воспоминания, которые он так старался загнать в недра своей памяти, – навек впечатавшиеся в нее картины прошлого, четкие, ясные настолько, словно произошедшее случилось только вчера.
«А… где он сейчас? И как ты вообще оказалась одна в Зоне?»
Внезапно Богдан почувствовал, что его мысли словно в непроницаемую стену ударились. И его палец Надежда отпустила. Вот, значит, как. Этот ребенок умеет открываться перед тем, кого сочтет достойным общения, но умеет и замкнуться полностью, когда собеседник начнет злоупотреблять доверием.
