Иван потянулся за пистолетом. В следующее мгновение удар чудовищной силы сбил его с ног. В глаза плеснуло красным.
– Но все-таки он мой повелитель, – сказал Рамиль.
Иван глухо застонал. Боль была огромная, как устье Невы. Как Залив. Больше, чем чертово метро.
Чем, наверное, даже весь чертов Питер.
– Прощай, Меркулов. И давай как-нибудь обойдемся без следующих встреч. В следующий раз я тебя убью.
– Д-да… – Иван выдохнул, перевернулся на спину, – …пошел ты.
Рамиль улыбнулся.
– В «макаре» есть патроны. Хочешь застрелиться – пожалуйста. А пока прощай.
* * *
Сквозь красный туман.
Иван не помнил, как добрался до «Восстания», не помнил, как прошел патрули – но как-то прошел, значит, называл пароль? Наверное. Боль отпустила его, только когда он добрался до своих вещей и забросил в рот сразу четыре таблетки бенальгина. Разжевал. Рот наполнился вязкой анальгетиковой горечью.
«Черт, ведь берег же на черный день, – подумал Иван. – А сейчас какой? Белый, что ли?! Белый-белый день, бля».
Бок онемел. В позвоночник словно загнали металлическую трубу.
В туннеле опять начали стрелять и кричать «ура!». Победители, блядь. На станции пахло кровью и перегаром.
Иван огляделся.
Пашки не было. Один Солоха сидит со своей неизменной книжкой и смотрит на Ивана сквозь очки. Невозмутимый. И наплевать ему на всеобщее празднование.
Иван кивнул на груду металлических пластин, плавно изогнутых, словно по живому телу. Штук двадцать.
– Это что?
Солоха махнул рукой.
– Да придурки ополченцы. Им броники выдали, а они повынимали пластины – мол, носить тяжело. Ну не идиоты?
– Ага. – Иван кивнул. Морщась от боли, снял куртку, начал разматывать бинты. Теперь бы перетянуть ребра как следует… Посмотрел на Солоху. – Поможешь мне?
* * *
Мемов разглядывал Ивана с интересом. Спокойно. Почему-то Иван был уверен, что сказанное им заденет генерала, сломает эту невозмутимую маску вождя и покровителя.
Куда там.
– Значит, ты все знаешь? – Иван кивнул. – Так даже проще.
– Проще что?
Пауза. Генерал смотрел на него – словно видел насквозь.
– Выбирай, Иван, – сказал Мемов, наклонился к нему. – Или чтобы ничего не было, или чтобы все было. Выбор только за тобой. Это называется «свобода». Новое слово в твоем лексиконе, верно?
– Пожалуй. – Иван разозлился.
– Тогда слушай. Если выберешь «ничего не было» – все остается на своих местах, ты возвращаешься на «Василеостровскую», женишься на прекрасной женщине, растишь с ней детей. Но при этом все забываешь. Если выберешь «чтобы все было»… тогда… – Мемов спокойно посмотрел на Ивана. – Ты должен идти со мной. Мне нужны такие люди, как ты. Что тебя больше интересует, будущее или прошлое, Иван?
– Вы убили Ефиминюка.
– Я? – Мемов поднял брови. – Зачем?
– Тогда кто?
Генерал поморщился.
– Углубляемся в ненужные мелочи, Иван. Времени мало. Решай быстрее. Ты с нами или без нас?
– Я сам по себе, – сказал Иван.
– Это онанизм, а не жизненная позиция. – Мемов уже смотрел без улыбки. Страшные, светлые глаза, зрачки наколоты спицей. – В последний раз спрашиваю – из уважения к тебе, Иван… Ты – со мной?
Вопрос.
Пауза.
Ответ.
– Нет, – сказал Иван. – Я по старинке, товарищ генерал – со своей будущей женой. Извините.
Непробиваемая маска Мемова наконец треснула.
– Брось, Иван! Мы здесь не словами играем, а жизнями.
– Значит, вы хотите прямого ответа? – Иван улыбнулся. – Хорошо. Сейчас вы его получите. Но сначала я хочу знать – зачем все это было? Эта кража, это убийство? Эта война, наконец?
– Все хотят объяснений.
– Я хочу понимать. Вам ведь нужен помощник, а не кукла на ниточках, верно?
Мемов смотрел в глаза Ивана.
– А ты упрямый. Будет страшно иметь тебя своим врагом.
«Тебя тоже», подумал Иван.
– Так ты со мной, Иван? – Мемов не отводил взгляда. – Только предупреждаю – отвечай честно. Впрочем, даже если соврешь… – Он помолчал. – Видишь ли, у меня есть особое чувство, очень полезное для политика. Я всегда вижу, когда человек врет. Итак. – Он повел головой. – Ты – со мной?
«Ты уж звиняй, командир, за пулемет».
Ефиминюк. Редкостный придурок.
И что теперь, за него помирать прикажете?!
Молчание.
– Что решил? – спросил Мемов.
– Я с вами.
Взгляд Мемова пронизывал насквозь. Иван слышал толчки собственной крови в жилах.
– Хорошо, – сказал Мемов. Повел головой, словно воротник натирал ему шею. – Верю.
* * *
Иван смотрел на снег. Специально выбрал этот момент. Вокруг кипела веселая суета – победа, победа, скоро домой – Гладыш собирал рюкзак, Иван краем глаза видел его широкую спину.
Удивительно, почему такие двигательные таланты судьба дает не самым лучшим людям? Гладыш идеальный убийца, мягкий, грациозный даже, он практически танцует, убивая – прекрасная координация – и при этом малограмотный недалекий тип. Насильник, мародер и убийца.
Для такого нужна музыка. А по Гладышу скорее плачет веревка – и висеть ему три дня, как поступают с насильниками на Невском. Иван не мог даже смотреть в его сторону, становилось тошно.
Похоже, вот и конец твоей команде. «Верно, Иван?»
Иван покачал головой. Снег продолжал падать – медленно, красиво. Опускался на заснеженную равнину, на аккуратные крошечные елочки, на белую, толстую от сугробов, крышу домика. Странно. Домик выглядел живым – в отличие от города наверху.
Иван вспомнил медленный неживой снегопад, когда они с Косолапым вышли на улицу. Замерзшая Нева стояла подо льдом, улицы были укрыты белой пеленой и – мертвы.
Чудовищное ощущение мертвого величия.
Иван вышел на 6-ю линию. Аллея. Справа он увидел красную покосившуюся вывеску «Белорусская обувь». Двери под ней были распахнуты, снег лежал внутри.
Мертвые черные деревья рядами уходили вдаль, к набережной лейтенанта Шмидта.
Засыпанные снегом гранитные фонтаны.
Иван шел. Скрип снега под ногами. Холодно. От падающих снежинок ствол автомата покрылся каплями воды. Он все еще был теплее, чем окружающий мир. Иван слышал слева такой же мерный скрип – только чуть с другим ритмом. Это шел Косолапый. Вдали и слева Иван видел развалины Андреевского собора. Один из куполов когда-то свалился и упал на аллею, накренив дерево. Теперь он был покрыт снегом, потемневшая позолота выступала из белой пелены.
