— Я вроде не лесничий, но даже мне это кажется неуместным, — отказалась я. — Да и вообще, как это поможет?
— Тебе сразу станет легче, — сочувственно пояснил Билл. — Поверь мне.
То лето в Колорадо стало одним большим провалом по сбору данных, но оно же и преподало мне самый важный урок в освоении науки: суть эксперимента не в том, чтобы заставить окружающий мир исполнять твои желания. Осенью, зализывая раны, я взрастила на пепелище новую цель. Отныне я буду изучать растения иначе: не снаружи, а изнутри. Я пойму, почему они сделали то, что сделали, и попытаюсь проникнуть в их логику: пользы от этого всяко будет больше, чем если полагаться на собственные домыслы.
Каждый вид, существовавший на Земле в прошлом или настоящем, — от одноклеточных микробов до огромных динозавров, маргариток, деревьев и даже людей, — должен для продолжения жизни справиться с пятью задачами: ростом, размножением, восстановлением, накоплением ресурсов и самозащитой. Мне было двадцать пять, и я уже догадывалась, что с размножением у меня могут возникнуть трудности. Нелегко было поверить, что фертильность, потенциал, время, желание и любовь сойдутся в нужный момент вместе, — но большинство женщин как-то же справлялись. В Колорадо я так зациклилась на том, чего мои деревья не делали, что совершенно упустила из виду то, что они все-таки делали. Возможно, цветы и плоды тем летом уступили место чему-то другому, а я даже не обратила внимания. Деревья всегда что-то делают — постоянно держа в голове этот факт, я приближалась к решению проблемы.
Мне необходимо было перестроить свое восприятие: научиться видеть жизнь глазами растений, поставить себя на их место и разобраться, как они функционируют. Конечно, войти в их микрокосм не получится, но насколько близко к нему можно подобраться? Я попыталась вообразить новую науку об окружающей среде — основанную не на антропоцентричном видении мира, в котором в числе прочего есть растения, а на вселенной растений, где существуем и мы сами. В памяти тут же начали всплывать лаборатории, где я когда-то работала, удивительные аппараты, реактивы и микроскопы, приносившие мне столько радости… Что из области точных наук понадобится мне на выбранном пути?
Оригинальность такого подхода искушала; да и что могло меня остановить, кроме страха осуждения за «ненаучность»? Если признаться окружающим, что я исследую, «каково быть растением», кто-то отмахнется, расценив мои слова как шутку, — но другие захотят стать частью этого приключения. Возможно, упорная работа возместит нестабильность научной почвы под нашими ногами. Я ни в чем не была уверена, но уже чувствовала легкое покалывание, которое позже перерастет в волну азарта, несущую меня по жизни. Это была новая идея, мой первый настоящий лист. И, как и любое другое отважное семечко, я надеялась придумать что-нибудь, пока расту.
9
Любое растение можно разделить на три компонента — лист, стебель и корень. Все стебли устроены одинаково: это связка проводящих трубок, единство микроскопических протоков, несущих воду от корней вверх, а питательные сахара от листьев — обратно вниз. Деревья в этом смысле уникальны, потому что их стебли могут достигать в длину почти 100 метров и сделаны из того удивительного вещества, которое мы называем древесиной.
Древесина прочна, легка, отличается гибкостью, не токсична и не боится воды; за тысячи лет существования человеческой цивилизации мы так и не придумали строительного материала лучше. Деревянный брус крепок, как железный, но при этом остается в десять раз более гибким и почти в десять раз менее тяжелым. Даже в эпоху высокотехнологичных предметов, созданных руками человека, мы продолжаем строить дома из досок и бревен. За последние двадцать лет в одних только Соединенных Штатах на стройках использовали такое количество брусьев, что из них можно было бы сложить мост от Земли до Марса.
Люди рубят деревья, распиливают бревна на доски, сколачивают те гвоздями в кубические конструкции, а потом живут и спят внутри. Самим же деревьям стволы нужны совершенно для другого — в первую очередь чтобы сражаться с остальными растениями. Одуванчик и нарцисс, папоротник и инжир, картофель и сосна — все, что растет на земле, вечно конкурирует за два ценнейших ресурса: свет, идущий сверху, и воду, поступающую снизу. В состязании между двумя растениями всегда побеждает тот участник, которому удастся подняться выше и пробраться глубже, чем другому. Только представьте, каким преимуществом в этой борьбе обладают деревья: они вооружены жесткой, но гибкой и легкой, но прочной древесиной, которая отделяет — и одновременно связывает — листья и корни. Неудивительно, что они выигрывают эту битву вот уже больше 400 миллионов лет.
Древесина на редкость практичный материал, изобретенный однажды Природой и с тех пор сохранившийся неизменным. От центра (или сердцевины) ствола расходится сеть трубок ксилемы (древесины), которая транспортирует воду от корней вверх, и флоэмы (луба), которая проводит сладкий сок от листьев вниз. Между ксилемой и флоэмой формируется камбиальное кольцо из делящихся клеток (камбий). Дерево растет в толщину за счет камбия, который наиболее активно работает весной, замедляет работу к осени и прекращает делиться зимой. Так образуются годичные кольца — именно их мы видим на спиле ствола. Проводят воду только молодые сосуды древесины. Когда в них отпадает необходимость, они все равно сохраняются в стволе, принимая роль его опоры.
Спил — биография дерева, по которой, в частности, можно узнать его возраст: каждый год камбиальный слой создает новое кольцо древесины. Скрыто в нем и много другой информации, но ключ к этому коду ученые пока не подобрали. Нам известно, что необычно толстое кольцо может означать как исключительно хороший период в жизни дерева, сопровождавшийся бурным ростом, так и обычный всплеск гормонов, характерный для взросления или вызванный контактом с пыльцой из неизвестного источника. Если какое-то кольцо с одной стороны шире, чем с другой, значит, дерево потеряло ветку: это нарушает равновесие, и клетки ствола начинают размножаться активнее, чтобы восстановить баланс и поддержать вес кроны.
Потеря одной из «конечностей» для дерева не редкость. Жизнь множества ветвей обрывается еще до того, как им удается как следует вырасти — в основном по вине внешних сил: ветра, молний или банальной силы притяжения. Если избежать проблем невозможно, нужно запастись тактикой по их решению, а в этом деревья — настоящие специалисты. Камбию понадобится год на то, чтобы закрыть «рану» новой прочной оболочкой. Еще несколько лет он будет накладывать на это место слои защитных клеток — и вот уже на поверхности незаметно даже шрама.
В Гонолулу, на пересечении Маноа-роуд и Оаху-авеню, раскинулось огромное дерево саман, также известное как дождевое дерево (Pithecellobium saman). На высоте почти 16 метров его ветви образуют над шумным перекрестком гигантский шатер. В кроне нашли приют орхидеи: они гнездятся там кустиками, напоминающими верхушки ананасов, а нагие корни спускают вниз. Между ними перепархивают дикие попугаи, которые шумно хлопают лимонно-желтыми крыльями и осыпают ругательствами снующих внизу пешеходов.
