Как стажер Карен оказалась в самом низу карьерной лестницы, поэтому ее отрядили работать в вольер с приматами. Главной ее задачей было наносить противовоспалительный крем на обезьяньи гениталии — важно было ежедневно смягчать их нежную кожу, поскольку обезьяны активно пользовались тем, что дала им природа. В сознании подопечных Карен ее образ быстро связался с возможностью разрядки, и они начали толпой набрасываться на нее, едва завидев. Мы с Биллом с трудом сдерживались, пока слушали эту историю — так она была хороша, — но оказалось, что дальше события приняли еще более увлекательный оборот. Карен обнаружила, что только очень стойкая обезьяна может сохранять неподвижность, пока ей втирают в гениталии антибиотик. Большинство же с горячностью откликались на все проводимые манипуляции.
Пластиковый доспех, выданный зоопарком, был призван защищать Карен от страстных объятий подопечных и делал ее почти вдвое шире, но все равно не был на 100 % эффективен. Благодаря знаниям, полученным на занятиях по поведению животных, она сообразила познакомить обезьян с концепцией «воронки наслаждения», однако у такого подхода оказался побочный эффект: теперь первым, что она видела по утрам, был отряд обезьян, выстроившихся вдоль сетки вольера по стойке «смирно». Это зрелище заставило ее пересмотреть свои взгляды на карьеру в области ветеринарного дела. Вернувшись после стажировки в лабораторию, Карен решила, что ботаника, возможно, не такая уж скучная наука.
Несмотря на то что мы дневали и ночевали в кампусе, не все его обитатели были нам знакомы. Например, на еженедельный семинар педантично приходил потрясающе бледный парень, который всегда садился в самом конце крайнего ряда. У него была белая кожа и длинные белые волосы, хотя выглядел он максимум на средний возраст. Появлялся он всегда в последний момент и исчезал тоже первым, не принимая участия в разговорах после занятия и не интересуясь предложенными напитками. Мы видели его только на этом семинаре, где он не раскрывал рта и не пытался ни с кем взаимодействовать. В конце концов мы решили, что он обитает на университетском чердаке, после чего к парню прицепилось прозвище Страшила Рэдли — в честь одного из героев романа «Убить пересмешника». Как-то я решила проследить за ним, улизнув, пока все задавали вопросы, — но он незаметно растворился в толпе, торопящейся к выходу.
Я строила вокруг Страшилы бесчисленные теории — что он подумал про каждый семинар, в чем может быть специалистом, везет ему в жизни или нет, — а потом сочиняла хитрые планы, чтобы вывести его на чистую воду, ворваться в личное пространство и все разузнать. Билл не проявлял к этим идеям никакого интереса.
Как-то ночью он спокойно сидел на ступенях здания, а я в очередной раз болтала о Страшиле, указывая на светящееся окно третьего этажа. Билл послушно посмотрел на окно, потом перевел взгляд на звезды, глубоко затянулся, выдохнул облачко дыма и сказал:
— Послушай, Глазастик. Он такой, какой есть. Думаю, что не хочу знать о нем больше. Достаточно того, что он живет там, наверху, и придет спасти нас, если случится что-то плохое.
С этими словами Билл растер сигарету об асфальт, посмотрел на меня и, сняв свою флисовую куртку, протянул мне. Только надев ее, я поняла, что замерзла.
8
Кактус живет в пустыне не потому, что ему там нравится, а потому, что пустыне пока не удалось его убить. Заберите оттуда любое растение и поселите в другом месте — оно станет расти гораздо лучше. В этом смысле пустыня очень похожа на бедные районы: ни у кого из их обитателей просто нет возможности переехать. Здесь слишком мало воды, слишком много света, а температура слишком высока — где еще можно встретить столько исключительных неудобств, возведенных в абсолют! Биологи не особо интересуются изучением пустыни: в растениях их, как и все человечество, интересуют в основном съедобность, лечебные свойства и древесина. У здешних аборигенов этих качеств нет. Так что ботаники, исследующие флору пустыни, — редкость. Эти люди приучены к тем же невзгодам, что и любимые ими растения. У меня же, например, кишка тонка день за днем выносить подобные мучения.
Для обитателей пустыни угроза жизни не является чем-то из ряда вон выходящим — это неотъемлемая составляющая их повседневного существования. Экстремальные условия — часть ландшафта; растение не может их избежать или изменить в лучшую сторону. Выживание кактуса зависит от того, сможет ли он раз за разом выдерживать убийственные периоды засухи. Если вы когда-нибудь увидите ферокактус пурпуровый (ferocactus wislizenii), достающий вам до колена, знайте: скорее всего, ему больше двадцати пяти лет. В пустыне кактусы растут медленно — в те годы, когда вообще растут.
У круглого ферокактуса есть складки, похожие на меха аккордеона, — именно в их глубине скрыты поры, которые впускают воздух и испаряют воду. Когда засуха становится невыносимой, кактус отбрасывает корни, чтобы почва не выпила через них накопленную воду. Так он может прожить четыре дня, причем не переставая расти. Если дождь так и не пойдет, кактус начинает сжиматься. Иногда этот процесс занимает несколько месяцев — пока не сомкнутся все складки. Их ребра формируют жесткий колючий щит, который защищает лишенное корней тело растения. В таком виде кактус может сидеть и годами ждать спасения, постоянно терзаемый солнцем. Когда наконец придут дожди, понадобится всего двадцать четыре часа, чтобы он вернулся к полноценной жизни — если, конечно, еще на это способен. Иногда оказывается, что кактус уже мертв.
Существует около сотни видов, известных под названием «воскресающие растения». Они не родственники, но каким-то образом освоили один и тот же фокус. У воскресающих растений листья превращаются в жесткие иссохшие коричневые полоски и годами кажутся мертвыми — чтобы немедленно ожить, получив доступ к воде. Происходит это благодаря их необычным (и случайно приобретенным) биохимическим свойствам. Дело в том, что по мере засыхания в листьях концентрируется сахароза, практически чистый сахар. Этот сироп поддерживает и сохраняет лишившиеся зеленого хлорофилла листья.
Воскресающие растения обычно очень маленькие, не больше ладони: уродливые, крошечные, бесполезные и очень своеобразные. При дожде их листья набухают, но еще долго, в течение сорока восьми часов, не зеленеют; это то время, которое требуется для запуска процесса фотосинтеза. Во время пробуждения растение живет только на концентрированном сахаре, его насыщенном укрепляющем растворе: за день по его жилам проходит объем сахарозы, который обычно накапливается за год.
Эти малыши совершают невозможное: они продолжают жить, не имея зеленых листьев. Разумеется, подобное чудо недолговечно — через несколько дней начинается фотосинтез, и все возвращается на круги своя. К тому же за такие фокусы приходится платить свою цену, а рано или поздно любое воскресающее растение окончательно засохнет и умрет по-настоящему. Но на краткий звездный миг оно единственное может то, на что не способно большинство растений на земле: расти и не быть зеленым.
9
На пике мании ты видишь обратную сторону смерти. Ее начало всегда внезапно и поглощает тебя полностью, даже если ты через это уже проходил. Сперва тело начинает ощущать, что где-то вот-вот зародится и расцветет новый мир. Кажется, что позвонки отделяются друг от друга, а ты сам становишься выше и тянешься к солнцу. Сердце бьется в каком-то невероятно долгом оргазме, и ты ничего не слышишь за ревом крови, пульсирующей в голове. Следующие двадцать четыре, сорок восемь, семьдесят два часа тебе придется кричать, чтобы различить собственный голос за этим шумом. Ничто вокруг не звучит достаточно громко, не светит достаточно ярко, не двигается достаточно быстро. Мир видится тебе словно через «рыбий глаз», зрение затуманено, а по краям его вспыхивают искры. Тебе будто ввели огромную дозу анестетика, и все тело слегка покалывает — после оно станет отстраненно дряблым и чужим. Твои поднятые руки — свежие лепестки великолепной лилии, расцветающей в полную силу. Вдруг приходит осознание, потрясающее до глубины души: тот дивный новый мир — это ты сам.