В поле мы съездили уже трижды, и моя аллергия на грозный ядовитый плющ с каждым разом становилась все хуже. Несмотря на это, мы отчаянно пробирались через его заросли, доходившие уже до груди, — чтобы отыскать те упрямые деревья, с которых в самом начале собрали образцы. Я не могла и не хотела бросить это исследование, а ужасное жжение от прикосновения к листьям не шло ни в какое сравнение с дискомфортом, который накатывал на меня каждый раз, когда полученные данные оказывались прямо противоположны тому, что мы рассчитывали увидеть.
В эту поездку сыпь покрыла всю мою шею и перекинулась на лицо, вызвав серьезный отек на правом виске. Тот не только сделал меня похожей на человека-слона, но и пережал зрительный нерв, в результате чего я частично потеряла зрение на правом глазу. Что дело дрянь, я осознала, когда Билл по дороге из Поверти-Пойнт (штат Луизиана) в Атланту перестал сравнивать мою голову с мясным пудингом, а вместо этого помчался без остановок, чтобы скорее высадить у больницы Университета Эмори.
Доктора заставили меня подписать согласие на фотографирование, потому что «вдруг понадобится это опубликовать», вкололи метилпреднизолон и принесли камеры. Я лежала на бумажных полотенцах, пока они крутились рядом, щелкая затворами, и старалась не смеяться при мысли, что свидетельства нашего провального исследования в итоге все-таки попадут в печать.
Но прошло еще несколько часов, а с ними меня посетила неприятная мысль: денег на такси у меня нет. Теперь я жалела, что не попросила у Билла наличных, когда выходила из машины. По моим расчетам, «Крысиная нора» находилась примерно в восьми километрах к западу от больницы.
Лежа на кушетке в своем гнезде из одноразовых простыней, я вдруг начала понимать, что прекрасна и неотразима. Я дошла до туалета, посмотрела в зеркало и решила, что нет смысла ждать дальше: вряд ли я буду самым странным персонажем на Понсе-де-Леон-авеню, особенно в этот поздний час. За время, необходимое, чтобы добраться до поста медсестер, в моей голове также закрепилась уверенность, что я — новый Мессия.
Несмотря на это, меня выписали. Быстрым шагом, вприпрыжку, а потом и бегом я пронеслась по Друид-Хиллз. Идеи в моей голове сменяли друг друга так быстро, что я не успевала закончить первую мысль, а ее место уже занимала следующая. Нужно было вернуться в лабораторию: я вдруг осознала кое-что важное. На курсе сельского хозяйства нас обучали деликатному искусству орошения и особенностям поведения воды в пористых почвах. Я вспомнила, что на производство каждого грамма клеточной ткани кукурузе требуется почти литр воды. Она выпаривает его, чтобы охладить механизм, превращающий воздух в сахар, а сахар — в листья. Скорее всего, с приходом лета деревья на Миссисипи просто перестали расти, сформировав всю необходимую листву в весенние месяцы. Я вдруг поняла: деревья «потели» меньше потому, что сезон роста закончился и система пришла в равновесие.
Да, с наступлением лета на Юге становилось все жарче и жарче, но деревья-то уже начинали готовиться к зиме: скорость их роста уменьшалась, а значит, выделялось и меньше «пота». Их действия определялись не только внешними факторами вроде температуры, которые были понятны нашему миру; они были продиктованы целями мира растительного и неразрывно связаны с ростом листьев. И тут меня озарило: конференция Американского геофизического союза в Сан-Франциско. Тысячи солидных ученых в одном месте. Я должна попасть туда и поделиться с ними новообретенной благой вестью.
Задыхаясь, я влетела в лабораторию и немедленно посвятила Билла в свой гениальный план: мы поедем на эту конференцию безо всякого финансирования — ни со стороны института, ни из собственных вложений. Мы доберемся туда на машине! Пускай мероприятие проходит в Калифорнии, а мы сейчас в Джорджии — впереди еще восемь полных дней, за которые спокойно можно туда добраться.
Аргументы были следующими: расстояние в пять-с-чем-то-тысяч километров при скорости примерно 100 км/ч можно преодолеть за пятьдесят часов. Разобьем это время на десять пятичасовых смен за рулем — всего пять часов на каждого водителя, одна смена в день, если взять в дорогу еще двух студентов. Пять легких дней. Мы можем запросить аренду одного из университетских микроавтобусов, к каждому из которых прилагается собственная топливная карта, и ночевать в палатках (это незаконно, но какая разница). Штрафы придут только через несколько месяцев, но я-то к тому моменту уже получу грант, потому что из множества предложений хоть одно должно принести нам контракт, верно? К тому же ты не получишь финансирования, если никто тебя не знает, поэтому нужно ездить на все конференции и показывать себя миру.
Я уже успела сочинить обширный пассаж из описания нашего «Проекта Миссисипи». В нем была выдвинута теория, что изучаемые растения используют воду в основном для поддержания темпов роста, а не для охлаждения. Так выглядела моя первая попытка сместить фокус с представления о растении, которое контролируется условиями окружающей среды, на растение, которое эти условия контролирует. К этой идее я буду неоднократно возвращаться при различных обстоятельствах в грядущие годы. Но в то время у меня еще не было структурированного доклада. Вопреки всякой логике, я просто надеялась, что придумаю, о чем говорить на конференции, по дороге — если вообще туда попаду.
Поэтому я начала увлеченно доказывать Биллу, что такие путешествия — единственный естественный для американцев способ передвигаться: на Миссисипи его пионером был еще Гек Финн. Как и в случае с другими моими безумными проектами, родившимися в фазе мании, недостаток логики я с лихвой компенсировала энтузиазмом. Билл закатил глаза. «Знаешь, Пудинг, иди-ка ты домой и поспи», — посоветовал он, и я поспешила прочь. Вскоре после этого моя мания достигла пика, с которого я и рухнула вниз, в пучину депрессии, запертая наедине с собой в тесной квартирке.
И вот я возвращаюсь несколько дней спустя, и Билл изучает меня с головы до ног. Затем, отбросив неловкость, он скомандовал: «Так выбирайся из нее, потому что мы выезжаем!» В руках у него был потрепанный атлас дорог Джорджии и ключи от микроавтобуса. Я так и застыла в изумлении. Пока я таинственным образом исчезла со сцены, Билл принял мой восторженный лепет за руководство к действию, взял в аренду микроавтобус и упаковал снаряжение. Я слабо улыбнулась, благодарная за очередной шанс начать все сначала, но справиться на этот раз лучше.
Однако теперь передо мной вставала проблема графика: уже среда, а мой доклад запланирован на восемь утра в воскресенье. В нашем распоряжении оставалось не пять, а три очень долгих дня за рулем, иначе успеть на место к вечеру субботы было невозможно. Вместе мы взялись за раскопки в картонной коробке, где держали стопки бесплатных шоссейных карт (те были стащены из офиса Службы помощи автомобилистам в ходе многочисленных визитов, нанесенных туда исключительно с этой целью).
— Алабама, Миссисипи, Арканзас, Оклахома… И черт побери, у нас нет Техаса! — Билл обнаружил, что из пятидесяти необходимых карт одну мы не сообразили украсть. — Как мы могли забыть про Техас?
— Вот и не вспоминай про него, раз забыли. Поедем на север, — предложила я. — Ты бывал в Канзасе? — Билл покачал головой. — Ну так, значит, побываешь, — пообещала я, вытаскивая из коробки Кентукки, Миссури, Канзас и Колорадо.
