Другой случай произошел шесть лет назад. На дороге подобрали окровавленную женщину, умершую от кровопотери на пути в больницу. Эксперты решили, что ее тоже убил гризли. В отчете приведены схемы ее ран и фото образца ткани. Есть даже шерстинка. Но анализа ДНК не делалось. Выслеженного медведя опознали по крови жертвы на шерсти. Звучит знакомо – прямо как в истории с Джунипер. Волосы у меня на затылке встают дыбом. Мое собственное звериное чутье подсказывает, что здесь кроется какая-то опасность.
Я ставлю красный и черный кружки на месте, где нашли ту несчастную, и черный там, где поймали медведя. Это произошло в восьмидесяти километрах отсюда, в другом округе, что снимает часть подозрений с детектива Гленна и остальных.
Значит, это уже случалось раньше, где-то в другом месте. Но две красные точки – еще не закономерность. Пока еще нет. Мне нужно больше данных.
Глава 23. Маршрут человека
Более тщательный поиск случаев нападения медведей на людей заводит меня в тупик. Случаи обнаружения человеческих останков в медвежьем помете – явно не то, чего я ищу. Конечно, убийца мог оставить жертву на съедение медведям, благо они неразборчивы в еде. Но это уж больно похоже на настоящие нападения медведей – ничего подозрительного, не то, что истории с Джунипер Парсонс или с другой погибшей, Реей Симмонс.
Я нахожу информацию про Рею. Ей было двадцать два года, и, видимо, она путешествовала автостопом через всю страну. Родилась в Алабаме, родители понятия не имели, что дочь занесло в Монтану. Похоже, они не общались несколько лет. Об ее местонахождении они узнали из звонка полиции. Какой ужасный, должно быть, телефонный звонок. Рея была одиночкой. С фотографии смотрит девушка-хиппи. Я встречал таких в университете, они изо всех сил пытались найти свое место в мире. Рея пыталась сделать это в самостоятельном походе.
Ее случай выглядит многообещающе, но закономерности пока нет, кроме того, что и она, и Джунипер были молодыми и независимыми женщинами. Может, наш убийца охотится именно за такими, но пока предполагаемых нападений слишком мало, чтобы делать такой вывод.
«Предполагаемых»… значит, кто-то должен был подумать, что это именно медведь… Если в лесу вас убьет медведь и тело не найдут, то считается ли это нападением медведя? Нет, это исчезновение. Туристы утверждали, что слышали крики Джунипер. Рея выбралась на шоссе. А что, если бы криков Джунипер никто не услышал? Оставил бы ее убийца лежать на виду? Или закопал бы? То же самое и с Реей. Если бы она не добралась до дороги, то тоже пополнила бы список пропавших? Меня прошибает озноб – если бы убийце удалось спрятать труп Реи, она не попала бы в список пропавших. Во всяком случае, еще несколько месяцев. Если бы потом ее и принялись искать, то никак не в Монтане. Родители не знали, где она, и, похоже, не волновались по этому поводу.
Мы привыкли к громким сенсациям, о которых говорят по телевизору. Вроде исчезновения мужа или жены при подозрительных обстоятельствах. Или когда дочь ушла из дома, но так и не появилась там, куда собиралась. Все они имеют одну общую черту: тесные семейные связи. Но что происходит с одиночками? С маргиналами? Кого озаботит исчезновение какой-нибудь попрошайки? Люди постоянно пропадают. Наркотики, психиатрические проблемы… Причин множество.
Мне самому неоднократно звонили испуганные родители, чьи дети, уехав в университет, неделями не звонили домой. Обычно это просто такой период в жизни. А бывает, что и нет. Люди – особенно молодые – могут постепенно отдаляться и в итоге вообще прекратить общение. Вспоминается история 23-летней девушки из Калифорнии, найденной мертвой в своей машине на стоянке торгового центра. Никто не то что не сообщил об ее исчезновении, когда ее обнаружили, она была мертва уже три месяца. Она покончила с собой, и ее тело успело разложиться в машине с тонированными стеклами, а мимо, в считаных метрах от нее, постоянно ходили люди.
Я гуглю информацию о пропавших без вести и натыкаюсь на сайт Национального информационно-криминологического центра ФБР и список пропавших без вести – пропавших при подозрительных обстоятельствах. Согласно этим данным, в настоящее время в Соединенных Штатах насчитывается восемьдесят четыре тысячи пропавших.
Твою мать, это же огромное число!
Конечно, у многих из них были проблемы с наркотиками или другие обстоятельства, так что их можно не учитывать. Но восемьдесят четыре тысячи? Это как если бы взял и исчез городок вроде Болдера в Колорадо. Причем это только те люди, о ком хоть раз поинтересовались, позвонив в полицию. Кто знает, сколько наберется людей, у которых нет семьи. Сколько пропавших, о которых никто ничего не знает? Десятки серийных убийц могут делать свое дело, и никто не заметит. Мне становится не по себе. Вероятно, я недалек от истины.
Сколько жертв на счету у убийцы Джунипер? Кто-то еще кроме нее и Реи? Как я могу это узнать? Поиск других точек пересечения приводит к невеселому открытию. В Монтане и Вайоминге больше без вести пропавших на сто тысяч жителей, чем в других штатах, не считая Аляску, Орегон и Аризону. Что за чертовщина? Это может быть связано со способом сбора данных. Одна лишняя графа в формуляре, бывает, искажает статистику.
И тем не менее…
Я открываю сайт информационного бюро по пропавшим Монтаны. Первыми появляются фотографии двух улыбающихся девушек. Под ними фотографии пары индейцев и их дочери. В списке много молодых женщин. То же самое относится к Вайомингу. Я насчитываю не меньше дюжины женщин примерно того же возраста, что Джунипер и Рея. Большинство, если не все, – беглянки, причем многие, без сомнения, скрываются от неприятных ситуаций. Или, что еще хуже, сбежали с не теми мужчинами. Но у меня нет оснований считать, что убийца ограничивается женщинами.
Каждое столкновение с новым массивом данных вызывает у меня трепет. Я даже не могу это описать. В этот раз, глядя на лица пропавших, я испытываю чувство вины. Я достаю из рюкзака коробку с цветными кнопками и оранжевыми отмечаю на карте всех женщин старше восемнадцати лет, пропавших в соседних штатах.
Я делаю новый поиск – сужаю запрос по городам. Удручает, как мало внимания уделяется этим сообщениям о пропавших без вести. Данные крайне скудны. Еще сильнее огорчает, в каком состоянии расследования этих дел – скорее всего все ограничивается их именем в списке и отчетом, собирающим пыль в шкафу. Если у полиции нет доказательств убийства и сведений о подозреваемом, то многих женщин так никогда и не отыщут.
Через несколько минут моя карта уже пестрит оранжевыми метками. Мне неприятно их втыкать, они кажутся мне гвоздями в гробу. Тут я замечаю нечто странное, но не хочу делать поспешных выводов. Для карты данных уже многовато. На счастье, у меня есть портативный видеопроектор. Я подключаю его к ноутбуку и запускаю программу с био- и геокартами, проецируемыми на стену.
Оранжевые точки появляются на экране. Я раскрашиваю округа в зависимости от населенности, чтобы увидеть корреляцию моих меток с плотностью населения. Я не знаю, какие данные полезны, какие нет, и тем более чего недостает. Но, перефразируя постановление Верховного суда о непристойности, я могу сказать, что узнаю закономерность, когда ее вижу.
