В самой закусочной идеальный порядок. Стена за кассой увешана фотографиями мужчин в форме, здесь же рекламные плакаты, призывающие вступать в армию. По-моему, для некоторых жителей такого городка, как Хадсон-Крик, лучшая жизненная перспектива – это пойти служить. Остальной Хадсон-Крик, не считая станции техобслуживания для грузовиков и этой закусочной, какой-то промасленный и обветшалый, того и гляди развалится. На другой стороне дороги стоит мотель, который выглядит как отличное убежище для зомби. Рядом с мотелем магазинчик, весь залепленный рекламой крепкого пива. Рядом двое молодых мужчин, облокотившись на капот своего пикапа, едят хот-доги и буррито. Судя по модели пикапа, хозяева должны быть той еще деревенщиной, но нет, на одном хипстерская вязаная шапочка, на другом футболка с логотипом компьютерной игры.
Я раздумываю, стоит ли писать Эмбер, но тут звонит телефон.
– Вы где? – спрашивает молодой женский голос.
– В «Кингз Дайнер».
– Не внутри же? Ну вы и идиот.
– Да, но вы сами сказали…
– Я не это имела в виду. Они следят за закусочной. Я снаружи, за старой автомойкой.
– Ладно, я… – Но она уже бросила трубку.
Я в спешке кидаю на стол деньги и выхожу на улицу. Кто «они»? Паранойя – штука заразная. Я выхожу на дорогу и опасливо озираюсь. Между закусочной и заправкой припаркованы десятки грузовиков. Позади закусочной открытый пятачок со ржавеющими контейнерами. Автомойка – большое бетонное строение, где мыли фуры, – до сих пор не рухнула только каким-то чудом. Он напоминает древний храм: стены покрыты лозами винограда, из трещин асфальта вокруг пробивается трава. Еще пара десятков лет – и невозможно будет догадаться, что здесь стояло что-то рукотворное.
Я обхожу мойку и вижу девушку, она курит и набирает что-то в телефоне. На ней толстовка и спортивные штаны, волосы забраны в хвост. Если бы не толстый слой косметики, она бы выглядела вполне привлекательной молодой женщиной, может быть, слегка простудившейся.
– Я вас не укушу, – говорит она, увидев меня.
Я все еще озираюсь, пытаясь увидеть признаки слежки. Она замечает мою тревогу.
– Сюда они не сунутся. Здесь мы в безопасности.
– Вы Эмбер? – спрашиваю я, подходя ближе. Теперь мне ясно, зачем ей столько тонального крема на лице, – замазывает прыщи.
– Надеюсь, – усмехается она. – Сколько принесли?
– Принес?..
– Денег.
Может, она скрывается и нуждается в помощи? Я достаю бумажник и принимаюсь пересчитывать купюры.
– Сколько вам нужно?
Она, косясь на деньги, подходит ко мне.
– Вот это разговор! – Из ее рта сильно пахнет мятой, будто она только что прополоскала рот.
Она вдруг хватает меня за промежность. Я в замешательстве смотрю на ее руки.
– Я просто хотел поговорить.
Она шепчет мне прямо в ухо:
– Все так говорят.
Преодолев замешательство и шок, я отвожу ее руку.
Она смотрит через мое плечо. Визжат покрышки, из-за угла выезжает пикап. Взгляды обоих мужчин в кабине не сулят мне ничего хорошего.
– Вот дерьмо! – С этими словами Эмбер кидается наутек.
Водитель тормозит и выскакивает из кабины, за ним следует его друг.
– Какого хрена ты делаешь с моей сестрой?!
– Я только хотел задать ей один вопрос! – с мольбой в голосе отвечаю я, поднимая руки.
В руках у мужчины металлическая бейсбольная бита. Он бросается прямо на меня и бьет в живот. Я падаю на колени. Его напарник пинает меня ногой в ребра, и я падаю на бок.
– Тут явное… – Я недоговариваю, потому что занят другим: прикрываю руками голову от града ударов.
Брат девицы, тот, что в вязаной шапочке, сильно бьет меня кулаком в челюсть, и я утыкаюсь лицом в траву. Теряя сознание, я успеваю задаться неуместным вопросом: сорняк сам пробился сквозь асфальт, или асфальт трескается из-за смены тепла на холод и наоборот, и сорняк прорастает в трещинах?..
Глава 28. Вишневый пирог
Не знаю, сколько времени мне понадобилось, чтобы прийти в себя, кое-как встать и привалиться к бетонной стене. У меня чертовски болит бок. Я долго отплевываю кровь и забрызгиваю себе ботинки. Когда я наклоняюсь за своим опустошенным бумажником, ребра жалобно ноют. Я запихиваю бумажник обратно в карман неповрежденной рукой и ею же ощупываю себя на предмет переломов. Ушибы ноют, но резкой боли – признака перелома – нет, подозрительных щелчков вроде тоже. Точно покажет только рентген, но, кажется, хоть тут обошлось.
Что болит, так это живот. Я задираю рубашку и вижу кровоподтек диаметром с футбольный мяч. Видимо, это от удара битой. Я ковыляю к своему кроссоверу, оставленному на стоянке перед закусочной, но падаю в пяти метрах от бампера. Позади меня раздаются шаги. Я лежу на земле и смотрю в голубое небо.
Надо мной склоняется официантка.
– Идиот, – слышу я ее шепот.
Так же обозвала меня Эмбер. Наверное, излюбленное местное словечко. Официантка все еще кажется мне симпатичной, даже когда оскорбляет меня.
– Кажется, вы обозвали меня идиотом? – спрашиваю я, превозмогая боль.
– Хотите, вызову полицию?
– Нет. – Я сажусь, борясь с накатывающей нестерпимой болью.
– Значит, я не ошиблась, идиот и есть. Может, скорую?
– Тоже не надо. – Я оглядываюсь на закусочную. – Можно мне просто посидеть там у вас?
Она косится на меня.
– Мне бы гнать вас пинками из моего ресторана…
– Леди, потерпите минуту-другую, и я сам с радостью покину это чертово место. – Во второй раз за день мне предлагают убраться.
Она смотрит, как я встаю, помощи не предлагает, но следит, чтобы я не упал и не разбил себе голову у нее на стоянке.
– Не волнуйтесь, – цежу я сквозь стиснутые зубы, – я не подам на вас в суд, если свалюсь прямо здесь.
– Это вы не тревожьтесь, у меня все равно нет денег, – фыркает она в ответ.
Хватаясь за спинки стульев, я добираюсь до своего прежнего места. Это глупо и бессмысленно, потому что отсюда дальше всего до двери. Она не обращает на меня внимания, пока я с помощью бумажных салфеток останавливаю кровь и кое-как привожу в порядок лицо скрабом из соли и воды. У меня в «эксплорере» есть аптечка, но с таким же успехом она могла бы быть в соседнем штате. Я оцениваю повреждения. Мне здорово досталось, я весь в синяках, но могло бы быть гораздо хуже. Обезболивающее, сон, бутылка-другая пива – и через пару дней я буду в порядке. Буду выглядеть дерьмово, но это я переживу.
Официантка останавливается у моего столика.
– Теперь вы сможете отсюда уйти?
