При всем том мы вынуждены признать, что, пускай эти землетрясения, несомненно, нанесли серьезный урон, крайне маловероятно, что их одних было достаточно для полного краха международного сообщества той эпохи (не забудем, что некоторые города были сразу повторно заселены и по крайней мере частично перестроены). Так было в Микенах и Тиринфе, например, пусть эти города уже не вернулись к тому блеску, который был им свойственен до природного катаклизма
[438]. Посему следует поискать иную причину, иное, возможно, дополняющее данное, объяснение коллапса в конце позднего бронзового века в Эгейском бассейне и Восточном Средиземноморье.
Изменение климата, засуха и голод
Другая гипотеза, популярная среди ученых, особенно среди тех, кто не только стремится объяснить коллапс позднего бронзового века, но и пытается найти потенциальную причину миграций «народов моря», — это изменение климата, в частности засуха, которая привела к голоду. Хотя теории, формулируемые археологами, зачастую отражают, так сказать, эпоху, десятилетие или даже год, в который они были выдвинуты, данная гипотеза о возможном воздействии климатических перемен на общество в конце второго тысячелетия до нашей эры на несколько десятилетий опередила возникновение нынешней озабоченности текущим изменением климата.
Например, засуха долго оставалась излюбленным объяснением предыдущего поколения ученых, которые описывали переселение «народов моря» из Западного Средиземноморья на земли на востоке. Эти ученые предполагали, что засуха в Северной Европе заставила местное население мигрировать в направлении Средиземноморского региона, где новоприбывшие вытеснили коренных жителей Сицилии, Сардинии и Италии, а также, возможно, обитателей побережья Эгейского моря. Если это произошло на самом деле, случившееся могло спровоцировать цепную реакцию, которая завершилась переселением народов по всему Восточному Средиземноморью. Примером засухи, вынуждавшей человечество к крупномасштабным миграциям, может служить ситуация в США 1930-х годов: печально известный «Пыльный котел» обернулся массовой миграцией жителей Оклахомы и Техаса в Калифорнию.
Подобные миграции нередко характеризуются в литературе как «двухтактные»: имеется в виду, что неблагоприятные условия в домашнем регионе побуждают мигрантов к переселению, а позитивные условия в «области назначения» манят и притягивают их в этот район. Сюда же, как указал британский археолог Гай Миддлтон, можно добавить категории «пребывания» и «возможности», то есть факторы, стимулирующие желание все-таки остаться дома, и те, которые характеризуют способность к миграции, в том числе умение ходить под парусом, знание дорог и троп и т. д
[439].
Пожалуй, наиболее известный аргумент в пользу засухи как важнейшей причины коллапса позднего бронзового века в Эгейском бассейне был выдвинут и обоснован пятьдесят лет назад, в середине 1960-х годов, Рисом Карпентером, профессором археологии из колледжа Брин-Мор. Карпентер опубликовал маленькую, но чрезвычайно высоко оцененную книгу, в которой утверждал, что микенская цивилизация пала жертвой длительной засухи, которая обрушилась на Средиземноморье и Эгейский бассейн. Свое заявление он подкрепил цифрами, которые показывали радикальное сокращение численности населения материковой Греции после окончания бронзового века
[440].
Однако последующие археологические изыскания и раскопки установили, что сокращение численности населения было вовсе не столь драматическим, как представлялось Карпентеру. Налицо, скорее, перемещение населения в другие области Греции на протяжении железного века, каковое, возможно, мало связано (или вообще никак не связано) с предполагаемой засухой. В итоге изобретательная теория Карпентера сегодня отброшена — хотя, быть может, о ней стоит вспомнить в свете новых данных (см. ниже)
[441].
Оставим пока засуху и обратимся к голоду. Здесь следует отметить, что ученые уже давно ссылались на письменные тексты, которые прямо повествовали о голоде и о потребности в зерне у хеттов и в других областях Восточного Средиземноморья в конце бронзового века
[442]. Еще совершенно справедливо отмечалось, что голод в данном регионе отнюдь не уникален и не является особенностью последних лет позднего бронзового века.
Например, несколькими десятилетиями ранее, в середине тринадцатого столетия до нашей эры, царица хеттов писала египетскому фараону Рамсесу II: «У меня нет зерна в моих землях». Вскоре после того, вероятно вдогонку письму, хетты отправили торговое посольство в Египет, чтобы закупить ячмень и пшеницу для пересылки в Анатолию
[443]. Надпись египетского фараона Мернептаха, где утверждается, что он «велел зерно погрузить на корабли, дабы сохранить в живых землю Хатти», служит дополнительным свидетельством голода в Хеттском царстве ближе к концу тринадцатого столетия до нашей эры
[444]. Послания, которые отсылались в указанный период из хеттской столицы, говорят нам о кризисе, затянувшемся на десятилетия; автор одного письма риторически вопрошает: «Или неведомо тебе, что голод царил в моих землях?»
[445]
Некоторые письма, найденные в Угарите, отражают стремление немедленно отгрузить большое количество зерна хеттам. Один послание, отправленное хеттским царем правителю Угарита, обсуждает груз из двух тысяч мер ячменя (или просто зерна). Хеттский царь заканчивает свое послание резким заявлением: «Это вопрос жизни и смерти!»
[446] Еще одно письмо тоже посвящено поставкам зерна, но в нем также содержится просьба направить побольше кораблей. Все это побудило археологов из первых экспедиций предположить, что перед нами — реакция на вторжение «народов моря» (данную гипотезу пока невозможно ни подтвердить, ни опровергнуть)
[447]. Даже последний правитель Угарита, Аммурапи, получил несколько писем от хеттского царя Суппилулиумаса II в начале двенадцатого столетия до нашей эры, в том числе письмо с порицанием за задержку в отгрузке зерна, столь необходимого хеттам; письмо приблизительно датируется годами перед окончательным разрушением
[448].
