Окончание позднего бронзового века и переход к веку железному — похожий случай, поскольку сам коллапс и переход были растянуты во времени и продолжались приблизительно с 1225 по 1175 год до нашей эры, а в некоторых местах — вплоть до 1130 года до нашей эры. При этом дата второго вторжения «народов моря», кульминацией которого стало их катастрофическое поражение от египтян и Рамсеса III на восьмом году его царствования, в 1177 году до нашей эры, признается, как сказано выше, «конвенциональным ориентиром» и позволяет «внедрить» условно-точную цифру в довольно смутное описание ключевого момента эпохи. Мы можем с уверенностью утверждать, что крепкие культуры, ранее процветавшие в Эгейском бассейне и на древнем Ближнем Востоке в 1225 году до нашей эры, начали исчезать к 1177 году до нашей эры и почти полностью исчезли к 1130 году до нашей эры. «Мощные царства» бронзового века мало-помалу сменились мелкими городами-государствами, основной государственной единицей раннего железного века. В итоге картина Средиземноморского и Ближневосточного регионов на 1200 год до нашей эры сильно отличается от картины 1100 года до нашей эры — и уже совсем иная в 1000 году до нашей эры.
У нас есть надежные доказательства того, что потребовались десятилетия и даже столетия (в некоторых районах), чтобы люди воссоздали уничтоженные коллапсом общества и восстановили тот образ жизни, который позволил рассеять тьму, куда вверг цивилизацию «бронзовый коллапс». Джек Дэвис из университета Цинциннати отмечает, например, что «разрушение дворца Нестора около 1180 года до нашей эры было настолько глобальным, что ни дворец, ни само поселение впоследствии до конца не восстановили… Район микенского города Пилос оставался в целом практически незаселенным почти тысячу лет»
[545]. Йозеф Маран из Гейдельбергского университета добавляет, что, хотя мы не знаем, насколько единомоментным было окончательное разрушение в Греции, ясно, что по завершении «годины бедствий» не осталось «и следа дворцов, письменность была забыта, равно как и всякие административные структуры, а представление о верховном правителе, ванаксе, напрочь исчезло из политической теории Древней Греции»
[546]. Что касается грамотности и письменности, то же самое можно сказать об Угарите и других поселениях Восточного Средиземноморья, процветавших в позднем бронзовом веке: с их гибелью завершилась и эпоха клинописи в Леванте, этот алфавит вытеснили иные, возможно, более простые или удобные, системы письма
[547].
Помимо археологических артефактов имеются расшифрованные тексты, содержащие достоверные сведения о взаимосвязанности и глобализации региона в тот период и особенно важные для понимания отношений между персонами, называемыми в посланиях по именам. Особую ценность представляют: архив писем в Амарне (Египте), где присутствует корреспонденция времен фараонов Аменхотепа III и Эхнатона, середина четырнадцатого столетия до нашей эры; архивы Угарита (северная Сирия), датируемые концом тринадцатого и началом двенадцатого столетий до нашей эры; архивы Хаттусы (Анатолия), датируемые промежутком с четырнадцатого по двенадцатое столетие до нашей эры. Письма из этих архивов однозначно доказывают тот факт, что многочисленные «сети контактов» существовали в Эгейском бассейне и Восточном Средиземноморье в позднем бронзовом веке, в том числе сети дипломатические, коммерческие, транспортные и прочие, и все они были необходимы для надлежащего функционирования глобализированной экономики того времени. Разрыв этих связей (или даже частичный их демонтаж) имел катастрофические последствия точно так же, как это было бы и сегодня.
Однако, как и в случае с падением Западной Римской империи, гибель империй позднего бронзового века в Восточном Средиземноморье не стала следствием конкретного вторжения или иного события; ее спровоцировали многочисленные вторжения и разнообразные прочие причины. Многие из тех захватчиков, которые причастны к вторжению 1177 года до нашей эры, принимали участие в набегах времен правления фараона Мернептаха тридцатью годами ранее. Землетрясения, засухи и иные стихийные бедствия опустошали Эгейский бассейн и Восточное Средиземноморье на протяжении многих десятилетий. Посему попросту невозможно представить себе некий единичный инцидент, который вызвал крах цивилизации бронзового века; скорее, этот крах явился следствием комплексного ряда событий, эхо которых прогремело по взаимозависимым царствам и империям Эгейского бассейна и Восточного Средиземноморья и в конечном счете привело к системному коллапсу.
Сокращение численности населения и разрушение дворцов и прочих зданий усугублялось, как кажется, разрывом отношений — или по крайней мере значительным ослаблением контактов между государствами региона. Даже если не все поселения погибли и были заброшены одновременно, к середине двенадцатого столетия до нашей эры они утратили прежнюю взаимосвязь и «глобализированность», столь характерную прежде всего для четырнадцатого и тринадцатого столетий до нашей эры. Марк Ван де Миероп из Колумбийского университета пишет, что элиты лишились международного и дипломатического контекста, когда перестали поступать иноземные товары и идеи
[548]. Теперь пришлось начинать все заново.
Когда новый мир возник на обломках бронзового века, действительно настал новый век, суливший в том числе новые возможности для развития, особенно вследствие исчезновения хеттов и упадка египтян, которые, твердо правя собственными землями, контролировали вдобавок значительный кусок территории Сирии и Ханаана на протяжении большей части позднего бронзового века
[549]. Хотя в этих областях, безусловно, имелась некая преемственность, в первую очередь у ассирийцев в Месопотамии, в целом пришла пора новых держав и новых культур — включая сюда и «наследников» хеттов в юго-восточной Анатолии, на севере Сирии и далее на восток; на прежних землях Ханаана селились финикийцы, филистимляне и израильтяне, а эллины последовательно строили геометрическую
[550], архаическую и затем классическую Грецию. Из пепла старого мира возродились алфавит и другие изобретения, не говоря уже о резком увеличении использования железа, из-за чего новая эпоха и была названа железным веком. Перед нами цикл, который мир наблюдает снова и снова, цикл, который многие считают неумолимым процессом: за взлетом и падением империй следует появление новых империй, которые в итоге сами гибнут и уступают место еще более новым империям, в повторяющейся каденции рождения, роста и развития, упадка и разрушения — и возрождения в новой форме.
