НО Я НИЧЕГО не могу сейчас сделать. Мама не хочет, чтобы мы что-то делали. Она не хочет, чтобы мы заботились о ней. Она хочет, чтобы мы «жили своей жизнью» и «не позволяли этому монополизировать наши мысли».
Она что, совсем не знает папу и меня?
Спустя всего несколько часов после того, как она рассказала нам о раке, он становится осязаемым, живым, дышащим существом, которое занимает в нашем доме едва ли не больше места, чем мы сами.
Ни о чем другом думать я не могу, не вижу ничего другого, когда смотрю на нее. И поэтому я понятия не имею, что мне делать с самой собой.
– Я думала, сегодня вроде намечалась вечеринка в честь новоселья Лолы, – говорит мама, и я снова возвращаюсь в реальность.
Она выглядит абсолютно нормально, разве что слегка усталой, когда переворачивает жареный сыр и смотрит на меня через плечо. То есть вы понимаете, она готовит нам ужин, как будто сегодня совершенно обычный вечер пятницы, ничего особенного. Я могу поклясться, что мы все трое смотрим сейчас, как она готовит, и боремся с желанием заставить ее сесть, отдохнуть и позволить нам принести ей что-нибудь поесть.
Но она убила бы нас за это.
– Да, так и есть. – Я подкрадываюсь к ней и утаскиваю пару кусочков сыра из миски. – Но я останусь дома.
– Нет, не останешься. – Мама оборачивается и одаривает меня своим лучшим выражением из серии «не спорь-со-мной». – Завтра открывается магазин Оливера.
– Я знаю.
– Ты пойдешь. И проведешь там весь вечер, – вмешивается папа. – Я веду маму в кино, а потом мы придем домой и… – Он исполняет какое-то танцевальное па у нее за спиной. – Ты вряд ли захочешь быть дома во время того, что произойдет дальше.
О господи! Я закрываю руками уши, а Беллами крякает и делает вид, что прячется под кухонный стол.
– Ты выиграл, – говорю я ему, стараясь, чтобы голос звучал беззаботно, чтобы никто не заметил панику, которая рвется из меня наружу.
Я не хочу уходить далеко от мамы:
– Но завтра мы что-нибудь будем делать все вчетвером!
Папа кивает и храбро улыбается мне. Я никогда не видела его таким потерянным.
НА САМОМ ДЕЛЕ, если говорить честно, это хорошо, что я ухожу. Худшее, что мы можем сделать для мамы, – сидеть рядом и наблюдать за каждым ее движением с этим встревоженным, горестным выражением лица. Папа заверил меня, что в течение следующих недель и месяцев я смогу сыграть свою роль. Мне будет чем заняться. Беллами милая, но ей всего восемнадцать, и она ужасно неприспособленная. Любое, даже самое маленькое поручение выбивает ее из колеи. И это, кстати, очень хорошо для ее роли – Постоянный Позитив. Я же та дочь, которая творит всякое дерьмо. И именно я буду той дочерью, которая будет возить маму на обследования, задавать кучу лишних вопросов, заботиться о ней, когда папе нужно будет работать, и, возможно, сводить ее с ума.
Но в данный момент я чувствую себя ужасно.
И если на свете есть кто-то, кого я хотела бы сегодня видеть, кроме членов моей семьи, то это мои девочки.
Новая квартира Лолы – это огромный шаг вперед по сравнению с общежитием. Я надеялась, что она переедет ко мне, когда мы закончим колледж, но она решила поселиться в центре, и каждый раз, когда я ее навещаю, я понимаю, что нельзя ее в этом упрекнуть. Квартира находится к северу от квартала Газовых фонарей в новом, с огромными окнами высотном доме с видом на гавань и всего в паре кварталов от Донат Бара. Счастливица.
– Харлоу-у-у! – мое имя разносится по большой гостиной, и я быстро оказываюсь в объятиях четырех рук.
Две руки принадлежат Лоле, а еще две – Лондон, новой соседке Лолы и самой симпатичной девочке в Америке, какую только можно себе представить: песочного цвета волосы, веснушки, ямочки и постоянная улыбка. Она успешно дополняет свой образ очками девочки-заучки и дикой одеждой: сегодня, например, она одета в синюю футболку «Тардис», желто-зеленую юбку в горошек и гольфы в черно-белую полоску. По сравнению с черным платьем Лолы в стиле ретро и этой гламурной Бетти Пейдж мы, все остальные, выглядим трагически немодными.
– Привет, Лола-Лондон. – Я прижимаюсь щекой к щеке Лолы. Мне это было нужно.
Голос Лолы слегка приглушен моими волосами:
– Звучит как имя стриптизерши.
Лондон смеется, выбираясь из нашего треугольника.
– Или название коктейля?
– Один «Лола-Лондон» со льдом, – говорю я.
– Что ж, – отвечает Лондон, показывая на холодильник в кухне. – Мы можем попытаться сегодня его изобрести. Клянусь, я купила все: и миксеры, и выпивку, и пиво, и орешки, и…
Она прикрывает глаза, поднимает правую руку в рокерском приветствии и вопит:
– Чипсы-ы-ы!
Затем разворачивается и бежит открывать дверь, и я одобрительно киваю Лоле:
– Мне нравится эта девчонка!
– Кое-кто сказал мне, что в этом доме вечеринка!
Я поворачиваюсь на голос Анселя – низкий, с акцентом, и все остальные звуки в квартире тонут под громом аплодисментов и смеха, которые вызывают его появление. На голове у него сомбреро, поля которой заполнены кукурузными чипсами, потому что он очаровательный идиот.
Миа отрывается от него, идет ко мне и обнимает меня за плечи:
– Ты как?
Я позвонила Лоле и Миа раньше, рассказала им наши шокирующие новости, а они достаточно хорошо меня знают, чтобы оценить масштабы моей паники.
Я моргаю, получая удовольствие от восхитительного зрелища, которое представляет собой Ансель, исполняющий довольно странные телодвижения, напоминающие танец тореадора.
– Эх, сама понимаешь.
Она делает шаг назад и внимательно изучает мое лицо, пока не решает, видимо, что я здесь для того, чтобы отвлечься, а не чтобы обсуждать здоровье моей мамы. Мы все смотрим, как Ансель угощает чипсами из сомбреро всех желающих. Серьезно, его внутренний ребенок жив и довольно активен.
Я рисую круг в воздухе вокруг своей головы.
– Что это за?..
– Понятия не имею, – перебивает меня Миа. – Они с Финном ушли за пивом, и вернулся он вот с этим. Он ее не снимает уже несколько часов, но наполнял уже три раза. Держите себя в руках, дамы, он мой.
Она наклоняется, чтобы достать пиво из холодильника, а я, услышав имя Финна, тут же замечаю его в комнате. Он, видимо, пришел вместе с Анселем и Миа. Мой желудок совершает неприятный кульбит, когда Финн смеется над какими-то словами Анселя и поднимает руку, чтобы поправить бейсболку. Его бицепс напрягается, и в животе у меня начинает пылать огонь. Я выпиваю залпом половину своего пива, чтобы его погасить, представляя себе, как оно с шипением льется на воображаемое пламя внутри меня.
– Я не знала, что Финн придет сегодня.
