— Нет.
— Моя подруга Лана жива?
— Вопросы здесь задаю я!
Рината то пыталась оправдаться, то надолго замолкала, дико озираясь, как затравленный зверек, не понимающий, за что его так терзают. Замыкалась в себе, отказывалась принимать пищу и падала в обмороки на допросах, после чего несчастную отливали водой и все начиналось с самого начала.
Опера хорошо поработали, и результаты их профессионального труда явно свидетельствовали не в пользу Ринаты Снежиной. Она обвинялась по целому ряду статей: участие в угоне автомобиля и налет на ювелирный магазин, укрывательство похищенного и самое страшное — убийство двадцатилетнего сержанта милиции и пожилого зубного техника.
Несколько раз она порывалась рассказать всю правду, но понимала, что и в этом случае ей никто не поверит. Начать с самого начала — с золотых пластин, что уплывали в Прагу, — значит, повесить на себя еще одно обвинение — в укрывательстве преступления, именуемого контрабандой. Да и доказательств у нее нет. Рассказать о роли Кафлана? Опять-таки ей ничем не доказать его причастности к детективной драме, которая разыгралась в тихом волжском городке. Где гарантии, что он будет арестован? А если нет — из-под земли достанет и ее, Ринату, и сбежавшую с детьми Наташу.
Снежиной казалось, что она вроде бы договорилась с кавказцем во время того истеричного телефонного звонка, предложив сделку: я тебя не выдам, а ты не трогай меня и моего ребенка. И она отказалась от намерения «говорить всю правду и ничего, кроме правды».
Все складывалось против Ринаты, бедной детдомовской девочки, потерявшей родителей, мужа, свободу, расставшейся с подругами и дочерью. Теперь она понимала — надолго. И все же лелеяла надежду, что это страшное недоразумение вот-вот разрешится и ее, немного пожурив по-отечески, отпустят восвояси. Уповала на то, что если следователи ошибаются, принимая собственное желание поскорее разоблачить преступника за доказательства ее вины, то суд уж точно разберется, что к чему. Ну разве непонятно, что не могла она одна столько всего натворить? Не чудовище ведь — обычная девчонка, попавшая в беду и запутавшаяся во лжи во спасение. Но против фактов возразить было нечего.
Вернувшие из отпуска приятели Георгия Бутова обратились к его родителям за ключами от своей квартиры, после чего сообщили об исчезновении связки в милицию. Так было обнаружено тайное убежище друзей. Несмотря на тщательность произведенной подругами перед уходом уборки, кое-где отпечатки пальцев Ринаты все же были обнаружены. Как и шуба хозяйки, похожая по описанию на ту, в которой приходила к Решетникову молодая женщина в вечер его гибели. Было проведено опознание, в ходе которого две пожилые соседки убитого уверенно указали на Ринату. Они беседовали на лестничной клетке, когда в подъезд вошла женщина и спросила, в какой квартире проживает Лев Григорьевич.
Рината понимала, что тут что-то не так, неправильно это: ведь узнали шубу и шапку, но вовсе не саму Ринату. Но женщины не сомневались.
— Она, точно она. У нас на площадке яркое освещение, и все хорошо видно. У нее еще из-под шапки светлая прядь волос выбивалась.
Что было возразить? Что на самом деле это была перекрашенная Наташа? Она, дескать, и ростом чуть повыше, и глаза у нее не голубые, а серые? Но на ней и так висели статьи за недонесение о преступлении, укрывательство краденого и использование поддельных документов. Если беглянку найдут, их дочери окажутся в детском доме. Но если бы и захотела, Рината не смогла бы выдать подругу, поскольку действительно не знала ни ее новой фамилии, ни места нахождения. И терзалась вопросом: не специально ли умненькая, умеющая здраво размышлять и рассчитывать все ходы наперед Наташка ее подставила?
Снежина сама вложила пистолет в руку подруги, когда та уходила за документами и собиралась прихватить с собой «на всякий случай» складной перочинный ножик. Но по возвращении она не сказала, что Решетникова пришлось застрелить. Кто же мог предположить, что этот Лев Григорьевич окажется зубным техником, работающим у Кафлана, и, несмотря на все ухищрения с гримом, узнает Наташу, неоднократно приходившую к Лане в поликлинику?
Не желая верить в предательство, Рината убеждала себя в том, что подруга, бросив пистолет на пол в квартире жертвы, рассчитывала, что и это убийство припишут «человеку из-за угла». Но почему она соврала, что закопала пистолет? Почему надела не свои, кожаные, а ее, ангоровые, перчатки? Бежевые ворсинки были обнаружены и на спусковом крючке, и на сиденье автомобиля, который вела Рината в ту страшную субботу. В этих же перчатках она пришла в милицию, и они стали еще одной уликой против нее. Пожалуй, самой существенной.
Трое очевидцев событий, произошедших непосредственно после ограбления, проживали в том самом доме, где располагался магазин, еще один свидетель — в доме, расположенном напротив, через улицу. Все они подошли к окнам, услышав звуки выстрелов, и были единодушны в своих показаниях. Видели сидящую у распростертых тел молодую женщину в светлом пальто, которая вдруг подскочила, схватила сумку, опустила в карман предмет, похожий на пистолет, бросилась к машине, села за руль и уехала.
Правда, никто не показал, что именно Рината стреляла в милиционера, но никто и не заметил на месте преступления других действующих лиц. Так что напрасно она твердила о внезапно возникшем из-за угла мужчине в маске, который сделал свое черное дело, забрал сумку с драгоценностями и тут же исчез.
О дипломате обвиняемая не упомянула, и оказалась права. Директор магазина не заявил не только о пропаже из сейфа, но даже о том, что посторонние лица вообще открывали сейф и решетку, ведущую к двери его рабочего кабинета. А ключи от сейфа, кабинета и замка с решетки, связка которых оказалась брошенной в сумку вместе золотом, Рината с Наташей выбросили на помойку.
Получалось, что охранник все-таки работал на Кафлана. Кто бы еще смог заказать дубликаты ключей? Ведь парни все-таки открыли сейф и забрали дипломат! Или в сговоре со стоматологом был как раз директор магазина? Нет, не то. Кавказец хотел выкрасть чемоданчик. Но что было внутри? Кем был «человек в маске»? И почему, почему все-таки охранник открыл огонь? Так было задумано с самого начала или сценарий корректировался по ходу действия?
Эти проклятые вопросы наряду со страшными обвинениями расплавляли мозг, который временами отказывался ей служить. Рассудок мутился, и припертая к стенке Рината не раз воображала себе, что действительно стреляла в охранника и была на квартире у Решетникова не только в ходе следственного эксперимента, но и на момент убийства. А потом подсознание якобы вытеснило эти факты из памяти, и теперь она трусливо пытается переложить ответственность на других.
«А был ли мальчик?» — постоянно лезла в голову навязчивая фраза из так и недочитанного до конца «Клима Самгина». Может, Рината придумала этого злоумышленника, а пистолет в момент своего падения в снег действительно выронили Павел и Гоша, не сказав ей заранее о наличии у них оружия? И она действительно застрелила милиционера?
Кто мог поверить подозреваемой в чудовищных преступлениях, если она себе не верила? С сомнением выслушал странную версию и назначенный ей адвокат, сорокалетний мужчина с рано увядшим морщинистым лицом, лишенным всякого выражения. Убеждал во всем признаться, так ему, дескать, будет легче строить защиту. Господи, какую защиту?! Его выступления на суде сражали Ринату наповал.
