– Разумеется, – ответил он. – Я смогу.
Первым делом мы тщательно подмели пол в большой мастерской. Потом отдраили верстак и начистили инструменты. Выложили на верстак все, что потребуется для работы: мерные ложки, гипсовый порошок, мягкое мыло. И лишь когда все необходимые аксессуары были готовы к работе, мы положили на стол гипсовую форму.
И тут вошел Куртиус.
– Что это?
– Голова, – ответила я.
– Заказ? – спросил он, потрясенный. – Это на заказ?
– Да, сударь, это небольшой заказ.
– Нет, довольно с нас. Мастерская закрыта.
– Мы должны, сударь. Нам приказали.
– И кто это?
– Его убили недавно.
– Довольно смертей. Теперь только жизнь! Я хочу, чтобы у нас были только живые. Мы не можем прикасаться к смерти. Она может распространиться, как инфекция!
С трясущимися руками он передал мне ключ от буфета с запасом воска.
– Вот возьми. Я этим больше не занимаюсь. Мне нужно вернуться. Не будите Шарлотту. Она спит. И я должен вернуться к ней.
Нашу первую отливку посмертной гипсовой маски установили в окне квартиры Марата, откуда она взирала на сотни скорбящих людей.
– Дааа! Даааа! – сказал Давид, когда я принесла ему голову. – Велиики падриоот!
Великий патриот – это он меня так назвал.
Через два дня мы смогли заменить посмертную маску на бюст убитого деятеля. Давид попросил нас изготовить из воска ростовую скульптуру Марата для публичного показа. Реальное тело быстро разлагалось на летней жаре, а грандиозные похороны еще не были подготовлены.
– Все теело полношттю, торопиитеш, прошшу торопиитеш!
Мы спешно вернулись домой и тут же принялись за работу. Восковой Марат получился у нас состоящим из двенадцати фрагментов. В тех случаях, когда мы не могли получить слепок реальной части его тела – груди, плеч, шеи и головы, – нам пришлось реконструировать их из глины, полагаясь на мои заметки и на мерки, снятые Эдмоном на месте. Нам нужно было приладить посмертную маску к глиняному телу, затем изготовить новые формы всего тела, и уже с помощью этих форм отлить восковую фигуру целиком. Мы добавили красители в азиатский воск, аккуратно сделав смесь на водяной бане, разогрев ее до нужной температуры и потом медленно залив ее в гипсовые формы. После чего мы вынули восковые отливки и, соединив их, нанесли краской крошечные болячки, а из восковых хлопьев изготовили имитацию лопнувших прыщей.
– Вы очень шумите! – посетовал Куртиус.
Но мы, целиком поглощенные работой, едва произнесли два слова за все время.
На третий день после смерти Марата, пятнадцатого июля, когда я пришла к Давиду отчитаться об успехах, тело покойника уже позеленело. На пятый день изнуряющий зной спал, сменившись проливным дождем, и убившую его женщину казнили. На шестой день тело доктора Жана-Поля Марата наконец увезли из квартиры и, положив на траурное ложе, выставили в церкви Кордельеров. Тело было размещено так, чтобы видна была смертельная рана. Людей подпускали близко к ложу, и они могли взглянуть на тело, которое постоянно обрызгивали духами. Зрители пребывали в благоговейном молчании. На седьмой день наш восковой Марат был готов, и его привезли в Конвент. Наш Марат был изображен в предсмертный миг: сидящий в комнатной ванне, с ножом в сердце, – он казался олицетворением застывшей муки. Можно было вытянуть руку и дотронуться до него. Этот Марат не смердел, не разлагался, он был свеж и даже слегка сиял. Он должен был оставаться там до того момента, как Давид завершит свое огромное полотно, изображавшее мертвого в ванне, мученика, святого, бога.
– Блаадрюю вашш, гражжданэ! – прошепелявил он, орошая слезами свою искалеченную щеку.
Люди мечтали взять что-нибудь на память об убитом. Но что бы это могло быть? Они видели в окне его посмертную маску. Где бы достать такую?
И сами того не желая, мы стали основным изготовителем изваяний Марата.
Глава шестьдесят вторая
Новое предприятие
В те недели, в те месяцы, мы невольно стали весьма процветающим цехом кустарного производства. Мы изготавливали гипсовые головы неистового Марата: утром мы делали Марата, и в течение дня одного только Марата, и до позднего вечера ничего, кроме Марата. На дверях ВХОД и ВЫХОД мы повесили объявление:
ЗА МАРАТОМ
ПРОСИМ ПРОЙТИ
К СЛУЖЕБНОМУ ВХОДУ СЗАДИ
– Вот, Эдмон, – пояснила я, – чтобы нам было проще заниматься своим предприятием.
– То есть нам с тобой?
– Только нам. Куртиус целиком посвятил себя уходу за вдовой. Теперь все легло на наши плечи.
– Мы делаем успехи, Мари, ты да я!
Мы перенесли стол с входными билетами в служебный вход и сидели там по очереди с Эдмоном, беря с посетителей деньги: по семьдесят ассигнатов за голову Марата. В те дни я впервые поняла, каково это проводить целыми днями рядом с мужчиной, чувствуя его близость, сидя с ним бок о бок на скамье, касаясь его рук под столом. Мы превратились в мастерскую, где время остановилось, замерло на несколько месяцев после 13 июля 1793 года – дня убийства Марата.
– Только одну голову? – изумился Куртиус. – Вы делаете только одну голову?
– Да, сударь, только одну.
– Но разве так можно? Одна голова. А что, если эта голова окажется под запретом?
– Я сама этого не понимаю, сударь. Это так странно. Но мы в Обезьяннике всегда выставляли только самые популярные в народе фигуры, и сегодня все приходят за Маратом.
Холщовый Эдмон теперь раздался вширь, заиграв яркими цветами, так как его обшили бирюзовыми, пурпурными и алыми нитками, заплатками цвета лаванды, индиго и сиены, позаимствованными в заброшенной мастерской вдовы Пико. Холщовый Эдмон стал столь же ярким, глянцевитым и красивым, сколь сдержанным, нелюдимым и неприметным раньше был живой Эдмон.
– Я снял мерки с твоей Марты, – сообщил он.
– Не может быть, Эдмон!
– Я точно помню.
– Что еще?
– Ночью я заходил к тебе. Я часто об этом думал.
– Да, о да!
Мне было непривычно, что Эдмон так много говорит. Наверное, он стал словоохотливым под влиянием людей, приходящих за головой Марата. А может быть, на него так повлиял доктор Куртиус, который не отходил от кровати вдовы, одаривая ее своим обожанием и вниманием и рассказывая ей тысячи историй о человеческом теле. Как бы там ни было, что-то зашевелилось внутри оцепеневшей вдовы Пико.
