После рассказа Афанасия о домашних, о женитьбе его старшего сына Фёдора Афанасьевича и рождении у него сына, Петра Фёдоровича, чему несказанно был рад отец, сели за сытно накрытый стол и отобедали. Долго за полночь беседовали отец с сыном. Многое открыл для себя Афанасий. Был он несказанно удивлён деловитости и предприимчивости батюшки. Тихон Савельевич показал сыну духовные книги, отпечатанные в типографии Ивана Фёдорова на Москве, медные иконы ручной ковки, которые сохранили старинное письмо. Община не только хранила их, но и наладила обучение письму и чтению ребятишек и молодёжи. Тихон Савельевич, уважавший науки и знания, стремился внести их общинникам. Не без гордости сообщил он о торговле со скандинавами. Казалось, что новая жизнь, подчинённая сохранению истиной веры, укрепила не только его дух, но и плоть. Тело почтенного старика стало жилистым, сухим и сильным.
На следующий день экспедиция продолжила свой путь в Соловецкий монастырь.
* * *
Вот оно – студёное Северное море. Каменные глыбы лежали у воды, сказывая о суровости стороны, будто предупреждали, что слабому человеку тут не сдюжить.
Море выдыхало из своих глубин белый пар. Белёсым туманом он стоял над набегающими ледяными волнами. Путники зажгли сигнальные огни, как были научены поселенцами скитов. Эти кострища должны стать сигналом для живущих на Соловках островитян. Действительно, через пару часов к каменистому берегу подошла большая лодья с округлыми обводами для защиты от льдов. Два монаха-гребца пригласили на борт пятерых представителей государя-батюшки. Афанасий Тихонович и ещё четверо служивых воеводских людей, не без опаски поглядывая на грозные волны, погрузились в поморское судёнышко, изготовленное на плотбище – местной судоверфи. Гребцы ударили вёслами о морскую воду, до того прозрачную, что лодья словно воспарила над каменистым дном, выходя на открытую воду, и стала удаляться от береговой линии под дружными ударами вёсел, подпрыгивая на волнах, словно упрямый поплавок. Афанасий и его спутники не ожидали увидеть каменный монастырский замок-крепость. Фактически царский указ об укреплении Соловецкой крепости был исполнен самими монахами, ревнителями старой веры. Их принял настоятель монастыря. Однако тёплым приём было назвать нельзя. Выдержав дипломатические требования приёма знатного сановника, Афанасию дали понять, что монастырь жил и впредь будет жить по своим законам, а царёвы указы для них не являются законами. Монастырь отказался подчиняться царским посланцам, показав тем свою непокорность и самостоятельность. Афанасий в письменном протоколе написал: «Живут как государство в государстве». Слыханное ли дело?! Какова дерзость староверов! Афанасий Тихонович был поражён силой духа, воздвигшего каменный монастырь-крепость у студёного лукоморья. Так ни с чем и отбыли они, царёвы посланники, отправившись в обратный путь в Архангельск.
* * *
Пребывание Афанасия Тихоновича в Архангельске было прервано известием, доставленным царским гонцом, о кончине государя Алексея Михайловича и восшествии на престол царя Фёдора Алексеевича. Воеводе Дмитрию Долгорукому было велено остаться в Архангельске при назначенной ему должности, а дворянину Нарышкину и первому дьяку Судебного приказа Зыкову было велено возвернуться на Москву. Не без сожаления покидал Афанасий северный край, с которым он сроднился за три прожитых в нём года.
За преданность царёвой службе Фёдор Алексеевич пожаловал Афанасию Тихоновичу Зыкову чин думного дворянина пожизненно с ношением оного чина роду Зыковых навсегда. Именной указ, подписанный царём Фёдором Алексеевичем, был торжественно оглашён на заседании Боярской думы и передан на вечное хранение Афанасию Тихоновичу. Событие это совпало с печальной вестью о предании смерти в Пустозёрске страдальца Аввакума.
Четырнадцать долгих лет заточения в подземелье не сломили волю непокорного Аввакума. Он, находясь в заточении, продолжал свою проповедь, рассылая грамоты и послания в разные стороны Московского царства. Множество людей, поддерживавших протопопа и последовавших за своим пастырем, помогали его деятельности. Резкое письмо к царю Фёдору Алексеевичу решило его участь. Он и его ближние товарищи по приказу царя были сожжены в срубе в Пустозёрске. Случилось это трагическое событие 24 апреля 1682 года. Может быть, и последовали бы жестокие расправы над староверами, но внезапная кончина государя Фёдора Алексеевича отодвинула их на десятки лет.
8 июня 1682 года на царство венчались впервые сразу двое царевичей: Иоанн и Пётр. Афанасий Тихонович Зыков в составе Боярской думы присутствовал на этом знаменательном событии. Земский собор издал постановление об одновременном восхождении на престол двух братьев московского царя Фёдора. Иоанну на ту пору исполнилось шестнадцать лет, а Петру – только десять.
Глава 2. Ледяная пустынь
Мученическая смерть Аввакума не только не устранила церковный раскол, а наоборот, увеличила поток переселенцев, сторонников старого благочестия, в ледяную пустынь Русского Севера. Гонимые создавали новые скиты, в которых селились вместе со своими семьями. В 1684 году на территории Олонецкого уезда братья Андрей и Семён Денисовы, а также монахи из Соловецкого монастыря заложили обитель на реке Выг. Первоначально в обители осело сорок душ. Но вскоре она стала Выгорецкой обителью – центром старообрядчества беспоповского поморского толка.
Князья Андрей Дионисиевич и Семён Дионисиевич Мышецкие, преданные Аввакуму и старой вере, уйдя в раскол, потеряли по велению государя дарованный чин и стали поморскими крестьянами. И всех тех, кто последовал за расстригой Аввакумом, постигла подобная участь. Между тем столь жёсткая мера не возымела надлежащего действия на староверов.
* * *
Смутные времена наступили в Москве с венчанием на царство двух государей: Иоанна и Петра. Регентша, царевна Софья Алексеевна, стремившаяся к единоличной власти, всячески радела о слабом здоровье царевича Иоанна и втайне замышляла козни против Петра. Многие думные бояре её в этом поддерживали, а отсутствие единовластия сильно ослабляло Московское царство. После кровавого бунта стрельцов, которыми воспользовалась Софья, и расправой над боярами Нарышкиными, Ромодановскими и другими лицами, имевшими к бунту отношение, покой так и не наступил. Афанасий Тихонович, как человек государственный, тяжело переживал распри и вражду между боярскими родами, которые делили царевичей и желали видеть на престоле каждый своего ставленника. Царевна Софья всячески пыталась склонить на свою сторону Боярскую думу, хотя думные дворяне и дьяки, знающие служилые люди больше поддерживали Петра Алексеевича, нежели слабого здоровьем и тщедушного Иоанна.
Шло время, смута нарастала. Несмотря на боярские распри, в божьем мире царил порядок, и в положенные сроки над Москвой вновь зашумела ручьями весна с надеждами на лучшее будущее. Вишнёвые и яблоневые деревья украсили гроздьями цветов улицы Златоглавой. Солнышко за день прогревало воздух почти по-летнему.
Афанасий Тихонович, как всегда, спешил домой. Семейство его значительно приросло. Сыновья уже имели собственные семьи. Младший, Матвей, как было заведено исстари, проживал с родителями, а старший, Фёдор, имел собственный дом. В обеих семьях подрастали внуки Афанасия Тихоновича.
