Заключённым разрешалась переписка с родными. Некоторые получали посылки из дому. Это было редко, но всё же было. Я решил не писать домой и Женечке. Вдруг не выживу, каково им придётся хоронить меня заочно второй раз! У меня после золотого забоя появилось упрямство – стремление выжить, назло всем испытаниям, отпущенным мне судьбой!
Шли годы. В 1948 году вышел приказ МВД и Генерального прокурора СССР о том, что «в целях повышения производительности труда заключённых и обеспечения производственных планов Дальстроя МВД» вводилась в действие инструкция о зачёте рабочих дней заключёнными. Зачёты принимались при условии достижения соответствующих показателей на производстве. За один день можно было заработать до трёх при выработке от 151 % нормы в день! Я вгрызся в работу. И у меня получилось. Из своих пяти лет сроку каторжных работ я отработал четыре! В августе 1949 года наступил день моего освобождения!
* * *
В середине сентября я уже был в Камне, в пятнадцати километрах от которого находился мой дом. Мне повезло, по большаку меня подбросила полуторка. Дальше я шёл пешком. Чувства, которые мною овладели, передать нельзя. Я, не стесняясь, плакал и плакал. Мой дом – вот он стоит на холме! Вижу, три женщины копают картофель. Это же моя мать и сёстры! Дальше, задыхаясь, бегом. Одна из сестёр – старшая, Даша – бросила лопату и стала всматриваться в бегущего к ним человека. Вдруг она громко закричала:
– Мама, мама, это же наш Коля вернулся! Наш Коля!
Она стремительно побежала ко мне навстречу. Мать и другая сестра – Паша, моя Пашка – стояли и смотрели на бегущих навстречу друг другу людей. Когда мы с Дашей поравнялись с матерью и я взглянул в её голубые глаза, она вскрикнула и упала без чувств.
Нелегко мне пришлось в родном селе. Весть о возвращении предателя быстро распространилась среди селян. Мне говорили в спину проклятья те, у кого не вернулись с войны мужья, братья, сыновья. Со мной никто из односельчан не здоровался. Чёрная туча нависла над моей семьёй. А ведь каждому всё не объяснишь! Я был единственным в селе предателем из ушедших на фронт войны. Не думал, что столкнусь с такой непроницаемой стеной молчания, презрения и ненависти. В первый же день моего возвращения я написал письмо Жене в Магнитогорск. Её адрес я повторял каждый день. Она мне ответила! Я сказал маме, что уезжаю к ней на Урал.
– Поезжай, сынок, поезжай! Может, там тебе будет легче, – сказала она мне тихим, ласковым голосом, а из её глаз струились обжигающие мою душу слёзы.
– Мама, как только я устроюсь, я заберу вас с Пашей к себе.
– Хорошо, сынок, хорошо. Только ты не озлобляйся на людей, не серчай на односельчан. Война столько горя принесла всем. Время, нужно время, чтобы излечиться от ран.
И я уехал. Через год ко мне приехала мать, Анисья Акимовна, и сестра Прасковья. У нас с Женей родился сын!
Вот и всё. Одно скажу: может, чем-то я и провинился перед Отечеством своим, но Родину никогда не предавал.
Подлючка
1
– Маруся, да оторвись ты от своей книжки! Сколько можно глаза портить!
– Маманя, ты не понимаешь ничего! Может, в книгах этих только и узнаешь про жизнь настоящую, про любовь…
– Маруся, да что ты такое говоришь? Разве в твоих книгах об этом напишут? Про то, как жить надо, в других книгах писано, они святыми называются. Ты эти книги даже в руки брать не хочешь.
– Маманя, читайте святости сами, а мне жить хочется!
– Сколько ты семечек возле кровати нашелушила за ночь! Вставай ужо! Пойдём волосы прибирать. Я тебе щёлок приготовила да ромашковый настой для полоскания волос.
Молодая девушка с небесно-голубыми глазами, от которых исходило что-то неземное и мечтательно-романтичное, подняв лицо и оторвавшись от открытой книги, нехотя взглянула на подошедшую к ней мать.
– Ладно, сейчас! – Потянувшись, она сбросила с себя одеяло и порывисто встала.
Маша подошла к большому зеркалу в тяжёлой деревянной раме и бросила критический взгляд на своё отражение. Из зеркала на неё смотрела юная девушка высокого роста, стройная. Золотистые, длинные и пышные волосы, заплетённые в тугую косу, делали Марусю особенно привлекательной. Её нельзя было назвать красавицей, но в ней присутствовало какое-то очарование, мимо которого, не заметив её, пройти было невозможно. Повертевшись возле зеркала и поиграв своей длинной косой, она с довольным видом последовала за матерью.
Евдокия Тимофеевна, не чаявшая души в своей младшенькой дочери, любовно оглядев свою ненаглядную, направилась в протопленную баню, где было уготовлено всё для утреннего умывания дочери. Машенька родилась совсем неожиданно для супругов, которым уже было по пятьдесят лет. Сын к тому времени жил своей семьёй, а тут появился этот ангелочек! Родители будто помолодели! Маруся принесла с собой вторую молодость отцу с матерью. С появлением дочери Дуся чувствовала себя самой счастливой. Всё её радовало в любимице! Маша и впрямь была хороша!
– Солнце уже давно встало, день на дворе! – продолжала разговор с дочерью Евдокия.
Пройдя светлую горницу, они вышли на высокое крытое крыльцо дома. Летний солнечный и тёплый день встретил Марусю яркими слепящими лучами. Синее безоблачное небо и стоявшая тишина сулили летний зной. Задержавшись немного, девушка обвела взглядом двор, ближайшие огородные грядки со всякой мелочью, которые зеленели яркой свежестью лета, на цветник, благоухающий сладкими ароматами, и по дощатой дорожке пошла вслед за матерью в выстоявшуюся протопленную баньку.
2
– Ну вот, теперь и обедать можно, – завершив утренний туалет дочери, оставшись довольная собой, произнесла Евдокия, – отец как раз к столу поспеет.
– Куда это он спозаранку делся? – нехотя продолжила диалог с матерью Маша.
– Какое же «спозаранку»! Ночь читаешь, а день спишь! Обед уже! Глянь, солнышко уже полуденное, а у тебя утро ещё!
– Ладно, мамань, не трезвонь! Ну, читала долго, и что из того? Меня что, работа ждёт? Или дети чумазые орут? Нешто я не в родительском доме? Что ты меня всё книжками упрекаешь? Взяла бы хоть одну прочла, а потом и говорила! – с раздражением выговорила матери очередную триаду Маруся.
– Ладно, ладно, дочка! Я ничего, читай себе на здоровье, коли нравится! – пошла на попятную Евдокия Тимофеевна. – К тебе Анютка прибегала давеча.
– Что говорила, чего ей надо было?
– Говорила, что вечером в клубе кино показывать будут, а потом танцы. Сказывала, что зайдёт за тобой.
– Это хорошо, что кино и танцы. Мамань, надо бы то новое платье в горошек подгладить, – привычно обратилась к матери Маша.
– Марусенька, не нравится мне ваша затея с танцульками этими. Понаехало целинников, чужаков! Охочи они до наших девчат! Смотри, Маруся, не крутись перед ними, чужие они нам, пришлые, веры нашей старой не знают, безбожников среди них много! Да и с Нюркой связалась! Ей шестнадцать лет, а уж невестится! Ты же старше, степеннее надо быть.
