В это мгновение для Фрэнка Бэрроу мир вокруг вдруг стал до опасного простым. Он с восхищением смотрел на Лейлу. Как он только мог думать, будто в ее внешности нет выделяющихся черт? Вот же! Куда ни падал взгляд Бэрроу, выступали пикантные и зачаровывающие детали идеальной анатомической формы. Более развитые части сознания Бэрроу – его эго и супер-эго – пытались достучаться до остальной части мозга, но, увы, животная сущность его личности сегодня не принимала гостей, накрепко закрыв двери. Так что Бэрроу просто сидел там, дрожа и покрываясь потом, и едва дышал.
– Ну-ну, – молвила Лейла, беря на себя инициативу.
Она села на него верхом и обхватила голову Фрэнка. Он чувствовал, как ее ноготки слегка впиваются в затылок. Но как это возможно? Ведь ее руки покрыты латексом, разве нет?
Супер-эго Бэрроу встало на плечи его эго и принялось орать во все горло в вентиляционное отверстие:
– Эй ты, волосатый олух! Если мы ничего не предпримем, то нам крышка! Сражайся или беги! Сражайся или беги!
Но подсознание, естественно, их не слушало. Оно сидело в капитанском кресле в одних трусах и явно возбужденном состоянии. Сидело и тупо глядело в глаза Лейлы – завораживающие зыбучие пески, из которых немногим удалось выбраться.
Бэрроу не шевельнулся, когда губы Лейлы слегка приоткрылись и она наклонилась, чтобы поцеловать его. Да он и не мог пошевелиться. Ее эластичный рот деформировался, но, боже, как артистично она это проделала. Фрэнк не двигался, покорный ее воле. Даже когда верхняя губа Лейлы коснулась переносицы, а нижняя – подбородка, заглотив почти целиком его лицо, он лишь отстраненно подумал, где она выучилась подобному трюку. Несколько минут они сидели вот так, и Бэрроу вдыхал ее дыхание. Это напомнило, как в семь лет ему выдирали зуб под наркозом. Ее язык скользнул по губам Фрэнка, а затем пощекотал ноздри.
Вдруг по телу Лейлы от горла до живота пробежал спазм, и она высосала воздух из его легких. Она так устала воплощать человеческие фантазии – ей хотелось убить этого человека для разнообразия.
Мозг Бэрроу резко переключился в рабочий режим, правда, было уже несколько поздно. Он схватил Лейлу за волосы и яростно потянул назад, при этом его кулаки били по голове, стараясь ослабить ее хватку. Но все было тщетно. Она была адски сильной. В прямом смысле. Фрэнк боролся и сопротивлялся, а у нее ни один мускул не дрогнул – она смотрела ему в глаза и ждала, когда жизнь покинет Бэрроу, а на лице ее читалось жестокое нечеловеческое удовольствие. Фрэнк чувствовал, как слабеет, как его легкие пытаются выжать хоть немного жизненных сил из тех крупиц воздуха, что попадали в них. Комната расплывалась, поле зрения сужалось – совсем скоро он потеряет сознание и умрет. Кулаки Фрэнка слабо и беспорядочно лупили Лейлу. Создавалось ощущение, будто бьешь по покрышке. От этой мысли ему захотелось рассмеяться, но он не смог. А что, если это его последняя мысль? Ну уж нет. В последнюю минуту он хотел думать о Леони, о том, кто позаботится о ней, когда его не станет, хотя она, конечно, уже взрослая женщина, и вообще не темновато ли здесь?.. взрослая женщина и могла, и могла, и могла, и кадваладр Мемфис пробка дерн выходи, тебе водить…
К сожалению, речевые функции в мозгу Бэрроу отключились – оставалось ждать момента, когда перестанут работать все остальные.
…ценить свежий воздух начинаешь, лишь когда целый день просидишь взаперти на шинной фабрике. Хотя погодите-ка, что это за едва уловимый аромат? И чего это ты вылупилась?
Расплывчатая картинка перед глазами Фрэнка вдруг прояснилась. Он по-прежнему глядел на Лейлу, а она на него, только вот ориентация изменилась, а еще в глазах Лейлы смутно читалось разочарование. Тут Фрэнк вспомнил, что она пыталась его прикончить и нужно дать ей отпор. Бэрроу ударил ее кулаком, но не встретил никакого сопротивления. Он попытался дать ей пощечину, и неожиданно Лейла просто взяла и отпустила его. Фрэнк был приятно удивлен этим, но его изумление возросло в разы, когда голова Лейлы отскочила и упала в нескольких футах от него. Вскрикнув, Бэрроу оттолкнулся и попятился, пока не наткнулся на шезлонг. Тяжело дыша, он принялся лихорадочно оглядываться и попытался сориентироваться. Он все еще был в шатре, все еще сидел на полу. Голова Лейлы лежала неподалеку, и по ее лицу медленно расползалась гримаса. С другой стороны извивалось ее обезглавленное тело, которое по-прежнему стояло на коленях. Позади него замер невыразительный мужчина, в руке он держал что-то вроде ножа для хлеба и усердно тер большое пятно бесцветной грязи на жилете, правда, безрезультатно.
– Ох ты, боже, – непринужденно бросил мужчина, когда заметил, что Бэрроу уставился на него. – Не думаю, что пятно сойдет.
– Здравствуйте, мистер Симпкинс, – хрипло произнес Бэрроу.
– Здравствуйте, бывший детектив-инспектор Бэрроу, – сказал мужчина и продолжил тереть пятно. – Знаете, к пятнам крови привыкаешь, но это что-то новенькое.
Симпкинс указал на лежавшие по отдельности части Лейлы.
– Вообще-то я не собирался обезглавливать юную леди – только перерезать ей горло. Но, похоже, внутри нее ничего не было. Стоило лезвию разрезать – сомневаюсь, что это можно назвать кожей, – в общем, стоило надрезать, как нож пошел дальше как по маслу. Все равно что кромсать немецкую колбаску. Раз – и голова отдельно. В профессиональном смысле это очень лестно. Только вот затем из нее потекла эта жуткая слизь? Я привык к тому, что из жертвы хлещет кровь – к подобной неприятности готовишься заранее, как к походу к зубному. Но это? – Симпкинс торжественно кивнул, словно собирался рассказать Бэрроу о великом открытии. – Не похоже, что это натуральное.
– И что теперь, мистер Симпкинс? – спросил Бэрроу, и Симпкинс наклонил голову, недоумевая. – Когда-то вы сказали, что в один прекрасный день убьете меня. Этот день настал?
– Ах, вы об этом, – небрежно бросил Симпкинс. – Сегодня я спас вам жизнь, бывший детектив-инспектор Бэрроу. В некоторых культурах это означает, что ваша жизнь принадлежит мне. Зачем же мне теперь вас убивать? Зачем отнимать то, что уже принадлежит мне?
– Замечательная мысль, мистер Симпкинс, но она работает, только если вы придерживаетесь этих взглядов. А я в этом сомневаюсь.
Симпкинс засмеялся, издав сдавленное фырканье.
– Вы, как всегда, правы. Однажды детектив – навсегда детектив? Вообще я намеревался убить вас, но, знаете, теперь, пожалуй, не стану. – Он вытянул руку и поднял указательный и средний палец в виде буквы V, знаменуя победу. – По двум причинам. Во-первых, я спас вам жизнь из очень эгоистичных побуждений: я решил, что если уж кто-то и должен вас убить, то только я. Было бы невежливо в итоге все же лишить вас жизни. Во-вторых, что куда более важно, вы меня вспомнили. Уж не знаю, отпечаталось ли у вас в сознании, но вашими первыми словами, когда вы пришли в себя, стали «Здравствуйте, мистер Симпкинс». В наши дни подобная вежливость очень трогательна. Очень культурно. Вы меня вспомнили, и не сомневаюсь, до конца дней не забудете, что я сыграл небольшую роль в вашем спасении.
– В этом можете быть уверены, – сказал Бэрроу.
