Лишь в тот момент Лев узнал, что Света не хотела ребенка, не хотела портить свою совершенную фигуру. Пила таблетки, чтобы случился выкидыш – на аборт идти побоялась. Правильно побоялась, Лаврентьев бы узнал точно, и развода было бы не избежать. Все истерики и придирки, которые сыпались на Лаврентьева как из рога изобилия, были потому, что Света ненавидела свою изменившуюся внешность. Она ощущала себя уродом… И снова пыталась вытравить ребенка.
Врач сказал, что удивительно, как ребенок выжил и не получил врожденных пороков при таком-то отношении. Семя, как соринка, попало в лоно тщательно предохранявшейся Светы и упрямо обросло тысячей защитных слоев. Жемчужина родилась и выжила! Его милая доченька. Такая малюсенькая, а такая сильная! Сильнее всех взрослых и духом, и телом.
Лев улыбнулся: на душе стало чуточку светлее. Поэтому он назвал дочку Маргаритой. И она стала светом в его жизни, единственной женщиной, которой он верил, которую обожал…
Улыбка растаяла, стакан лопнул в сжавшейся ладони, обагрив пальцы виски, смешанным с кровью. Боль привела Льва в себя. Десять дней. Надо выдержать это исчадие ада десять дней! И больше он никогда не увидит ее.
– Привет, милый.
Звук ненавистного голоса заставил вздрогнуть, но мужчина не обернулся. Он знал, что Света стоит у двери, наверняка на ней умопомрачительно красивое и ужасно дорогое белье. Надеялся, что женщина хотя бы накинула халатик, но проверять не хотелось. Он молча взял салфетки и, вытерев кровь с ладони, внимательно осмотрел царапины: вроде ничего страшного. В больницу ехать не придется, достаточно аптечки, что спрятана на кухне. Вспомнил, как Люба прилепляла к его ранке пластырь, и сердце болезненно сжалось, а губ коснулась улыбка.
– Рад меня видеть? – тут же спросила Света.
– Рад, что один день из десяти прошел, – холодно ответил Лев и прошел мимо нее.
Хвала небу, Света была в халате, если эту полупрозрачную тряпочку можно так назвать. Зря женщина старалась его соблазнить – ее хищная красота давно стала для него мощнее брома. Даже мысль о бывшей убивала возбуждение на корню.
Лев спустился на кухню, зная, что бывшая следует за ним по пятам, но никак не реагировал на нее. Достал аптечку и быстро обработал ранки. Света обняла его со спины и, прижавшись пышной грудью, томно спросила:
– Скучал по мне?
– Нисколько.
Лев поневоле сравнивал женщин. Хищную сладкоголосую гарпию, которая и бровью не повела, глядя на его израненную ладонь, и дерзкую, но заботливую няню, которая тут же устремилась на помощь.
Лаврентьев вырвался из объятий и спокойно убрал аптечку в шкаф. Обернулся к Свете.
– Что тебе на самом деле нужно? Зачем ты вернулась?
– Я же сказала, – качая бедрами, приблизилась она и, рисуя на груди Льва круги, взмахнула длинными ресницами. – Ты!
– На мясо или в рабы? – приподнял брови Лев.
– Шутишь, – вздохнула Света, и мужчина ухмыльнулся: нет, он не шутил. А бывшая прильнула и промурлыкала: – Пойдем в постельку, я покажу тебе зачем…
– Не хочу, – отстранился Лаврентьев.
– Ай-ай, – улыбнулась Света и прищурилась. – А если проверю?
Лев застыл на месте и наградил бывшую тяжелым взглядом. Впрочем, увы, на нее это никогда не действовало. Женщина вновь скользнула к нему, протянула руки… и улыбка сползла с ее лица, которое тут же приняло злое выражение.
– Импотентом стал? – скрипуче спросила она.
– Мне плевать, что ты думаешь, – ледяным тоном отозвался Лев и вышел из кухни.
Бывшая уже обосновалась в его спальне, поэтому он направился в комнату, где жила Люба. Ему просто необходим глоток противоядия. Хотя бы подержать в руках бутылочку, в котором оно хранилось. По пути Лаврентьев заглянул в детскую и поцеловал спящую дочь. Ощутив влагу на щеках девочки, нахмурился.
Анну Васильевну он не видел – женщина обладала почти магической способностью быть незаметной, когда это необходимо, и Лаврентьев был благодарен домоправительнице. И за это, и за то, что посидела с дочерью. Из него сейчас вышел бы плохой утешитель – самому бы кто посочувствовал.
Заперев дверь комнаты Любы на замок, Лев упал на кровать, что еще хранила запах девушки, которая едва не стала частью семьи. Возможно, счастливой и полной семьи.
Глава 22
Я шла, не глядя куда, и лишь иногда вытирала льющиеся слезы. Не могу поверить! Это просто уму непостижимо! Но Лев так спокойно и просто признался в том, что купил себе дочь, выгнав мать, что у меня затылок похолодел. Его слова будто врезались в грудь острым ножом, и что-то порвалось в сердце. Было больно, так больно, что я не могла нормально дышать, видеть и говорить.
Раздался визг тормозов и чей-то вскрик. Меня дернули за локоть, над ухом прозвучал злой мужской голос:
– Смотри, куда идешь! Жить надоело?
Я застыла на месте: нет, не надоело. Обернулась назад и испуганно посмотрела на проезжую часть – я едва под машину не попала! Похлопала себя по щекам. Люба, очнись! Этот гад не стоит того, чтобы из-за него с жизнью прощаться!
– Люба? – Я подняла глаза и в окошке притормозившего спорткара узнала Павла. Он перегнулся через сидение и открыл мне дверцу. – Садись.
В другой день я бы не стала этого делать, но сейчас залезла в автомобиль и, пристегнувшись, уставилась на летящую под колеса дорогу.
– Что случилось? – спросил Павел. – На тебе лица нет.
– Что же там? – огрызнулась я и виновато посмотрела на него. – Мне плохо.
– Вижу, – ухмыльнулся он и, завернув, притормозил у большого золотистого здания с помпезной стеклянной дверью и огромной надписью по-итальянски. – Кофе будешь?
– С коньяком, – буркнула я и вышла из машины.
В другой день я бы и этого не сделала – не пошла бы с малознакомым мужчиной в дорогой ресторан, но сейчас… мне словно под кожу впрыснули литр новокаина. И столько же в грудь. Я едва ощущала ветер, солнце, прикосновения Павла, который, подхватив меня под локоть, повел в ресторан. Швейцар лучезарно улыбнулся и открыл перед нами двери. Мне было все равно, куда идти и что делать, лишь бы не стоять на месте. Казалось, замри я на секунду, и мои уничтожающие сердце мысли догонят меня и снова вгрызутся в многострадальную мышцу, и никакая анестезия не поможет.
Я шла по ковровой дорожке, слышала приятную музыку, понимала, что, наверное, здесь очень красиво, но внутри меня был пепел. А поэтому было все равно, цветут ли розы и светит ли солнце. Павел помог мне сесть на покрытый мягкой золотистой накидкой стул, а сам устроился напротив. Водрузил локти на столик и подался ко мне.
– Что произошло?
Я промолчала. Не то чтобы мне не хотелось поделиться, но я… не могла. Павел кивнул:
– Впрочем, я и сам понимаю. Это не в первый раз, когда мой друг так поступает с женщиной, которая ему нравится.
