– Подсекай!
Глава 24
Я остановилась у светлого двухэтажного дома и снова сверилась с листочком. Нет, адрес верный, но вместо черного готического сооружения с пиками остроконечных крыш и свисающими паутинами серых занавесей я увидела практически пряничный домик с замечательным палисадником и добродушнейшей псиной, которая развалилась на зеленой лужайке с таким видом, будто в нее только что впихнули предыдущего весьма упитанного клиента.
Я не удержалась и погладила громадного, но флегматичного пса и подошла к двери. Звонка не было, зато висел старомодный молоточек. Им я и постучала, затем еще… и еще… Но открывать мне не спешили. Оглянулась на собаку и заподозрила, что та сожрала не клиента, а как раз хозяйку, ибо странно, что та так ругалась по телефону, а сама не открывает.
Я пожала плечами и, черкнув на бумажке с адресом записку для ведьмы, воткнула ее в щель между дверью и косяком. Погладила пса и пошла обратно к автобусной остановке: настроение было так себе. И дело не в том, что я ехала на другой конец города, чтобы поцеловать запертую дверь, мне было ужасно больно даже думать о проведенных в доме Лаврентьева днях… Но и не думать о них я не могла. Мысли постоянно возвращались к Марго и ее ужасно обаятельному папе, а память добавляла красок, от которых удавиться хотелось.
Ну почему меня угораздило влюбиться не в Павла, а во Льва? И чем он меня покорил, до сих пор не понимаю. Высокомерный, категоричный… красивый. А как целуется! Эй, Корнеева, не о том думаешь! Ах да. А еще он несправедливый, совершенно не понимает простых вещей и так страстно обнимает… Да чтоб тебя!
Я больна! Я проклята! Я не знаю, что делать, даже ведьма меня бросила. Может, посмотрела в окно и решила не связываться? Не знаю. Эх, и чего мне так не везет? Сглаз пятого уровня? Надо залезть в инет и почитать, может, есть лекарство от любви… Тьфу ты, е-мае! От сглаза!
Вернулась в общагу и продолжила работу над дипломом.
– Привет, Буня! – Я поморщилась: ненавижу, когда меня так называют. Но заглянувшему в комнату Толику было все равно, парня интересовали лишь чувства Люси. – Я в больницу. Люся просила принести ей чистое белье.
Я застыла, не веря ушам. Что просила? Толика? То, что подруга дала такое поручение не мне, настораживало. Видимо, после того как Люся выпишется, мне все же придется искать себе жилье. Пока я помогала Толе собирать одежду – то есть сама ее искала, – парень сел за комп и, просматривая мой диплом, то и дело восклицал:
– Но как? И тут тоже все восстановили… Не понимаю! Хочу познакомиться с этим кудесником. Я тут погуглил про этого твоего Лаврентьева, чуть со стула не упал, когда узнал, кто ко мне пришел тогда. Люба, а можешь передать мое резюме? Вот бы к ним на стажировку… Ну пожа-а-алуйста!
– Нет, – резко отрубила я, но вспомнила про Павла. С сомнением протянула: – Хотя, в принципе можно попробовать. Но ничего не обещаю.
– И не надо, – подскочил Толя и бросился из комнаты. Из коридора донеслось: – Главное передай! Я ща…
Я вздохнула и, сложив одежду подруги в пакет, вернулась к диплому. Но работать не удавалось. Прибежал Толик, положил передо мной тонкую папочку и, цапнув приготовленный пакет, выскочил обратно. Я же задумчиво полистала резюме, покрутила сотовый и, не решившись набрать номер Павла, положила телефон на стол. Позвонить заму Лаврентьева означало для меня примерно то же, что позвонить самому Льву.
И боязно, и распирало от желания воспользоваться поводом и узнать, как там… Марго, конечно! Я страшно переживала за девочку, ведь ей пришлось пережить такую трагедию. Или не звонить? У них семья. Я тяжело вздохнула. Даже если есть маленький шанс, что ребенок останется с родителями, нужно его использовать – так нас учили. Никто и никогда не заменит маму. Надо порадоваться, что Маргарита обретет ее после стольких лет, но счастья у меня эта мысль не вызывала. Становилось лишь тревожнее.
Я убеждала себя в том, что Светлана справится, найдет дорожку к сердцу дочери, и они станут счастливы, но все во мне сопротивлялось даже предположению. И хоть я честно признавалась себе, что недолюбливаю женщину из-за ревности, все равно сердце было не на месте. Вспоминала, как Света смотрела на детей, как хотела запихать собаку в багажник, и нервничала все сильнее. Может, сдаться и позвонить Марго? Я хоть услышу ее голос и…
Сжала челюсти: да, мне сразу станет легче, а ей? Я бросила ребенка, убежала, не попрощавшись, – наверняка Марго так думает. Да так и есть, чего уж! Я так сильно расстроилась, так обиделась на ее отца, что даже не нашла в себе сил обнять на прощание подопечную. Какой я после этого профессионал? Всхлипнув, отложила телефон, который только-только взяла в руки, и, вытерев слезу, попыталась сосредоточиться на дипломе. Сглаз пятого уровня, Корнеева! Это всего лишь сглаз пятого уровня. Терпи, и все пройдет. Или не пройдет… А, черт!
Не в силах усидеть на месте, подскочила и пошла на кухню. В светлой комнате в это время было тихо и пусто, лишь мерно капала вода из крана. Я приготовила чай и, прикусив пакет с печеньем, отнесла все в комнату Люси. Открыла браузер, и пальцы словно сами набрали название компании Лаврентьева. Я просто посмотрю и все.
Подавившись, прыснула на клавиатуру и, залив все вокруг сладким чаем, не смогла сдержать смеха: день безумного офисного работника?! Я захохотала так, что зазвенели чашки на полке. Марго изумительна! Она сильнее, чем я надеялась, она мужественнее, чем я думала, она… Марго просто чудо! Я ее обожаю. Как и отца… А-а-а! Корнеева, дай себе пощечину.
Я искренне обрадовалась, что Марго не плачет в комнате, а находит веселье в этом мире, но и не могла не понимать, что подобные «акции непослушания» – крик о помощи, попытка привлечь к себе внимание. И если Маргарита третировала у себя дома нянь, чтобы на нее обратил внимание отец, то подобный жест – это крик для меня. И совесть принялась грызть меня с удвоенной силой.
Не в силах сдержать порыв бросить все и, плюнув на гордость, бежать к девочке и ее отцу, я схватилась за телефон и позвонила ректору.
– Добрый день, Геннадий Степанович. У меня все готово к защите! – Это было далеко не так, но если я себе не устрою личный Армагеддон, то сдамся. Я вернусь в дом Лаврентьевых, вырву у красотки-Светланы клок волос и прокляну ее так, что… Зажмурилась и выпалила: – Готова защитить хоть завтра!
И выдохнула: ну вот, пути отступления нет. Я физически не успею подготовиться до завтра, просто сойду с ума, пытаясь сделать это, зато о Льве и его маленькой дочурке думать перестану.
Как я была глупа! Я поняла, что это не действует, сразу, как приступила к распечатке диплома. Никуда мысли о Лаврентьеве не делись – ни-ку-да! Даже казалось, что их стало больше. Я видела Льва в каждом мужчине со стальными глазами, вздрагивала от звучания мужского голоса, умирала каждую минуту, когда понимала, что это снова не он. Я пропала. Я сошла с ума. Я не могу без него.
Хорошо, что ректор не поверил моим словам и дал мне на подготовку неделю, а то бы я лишилась всего на свете, а не просто любви… Впрочем, какая разница, чего я еще лишусь, если мое сердце вырезали из груди? Я дышала, ела, говорила лишь на автомате. Не ощущала вкусов и запахов… Нет, ощущала! Мне везде мерещился парфюм Льва. Я принюхивалась к людям, как собака, и едва сдерживалась, чтобы не заскулить, не обнаружив запаха Лаврентьева. Дни шли, а я даже счет им не вела – зачем счет, если он не о днях, которые я провела бы в доме Льва, не свались мне на голову мама Марго?
