Кажется, он до сих пор её любит. Возможно, даже очень любит. Клянусь, так же я смотрела на Ли.
И не смотрела, когда прогоняла…
Какие страсти тут кипят!
В монастырь — и впрямь под боком у столицы — меня доставили уже к вечеру. Мамины гвардейцы недобро косились на императорских, те роптали, и я всё ждала, когда начнётся драка.
Не началась.
Свиты со мной не было — кроме верного Ванхи… Чья верность, если честно, начала вызывать вопросы даже у меня. Выполнять мои приказы максимально быстро и эффективно — это ещё допустим. Но умереть за меня? Да неужели? Кто ему принц? Спали они пару раз, до моего, хм, прихода, как я поняла, но и только. Особой чистой и вечной любви между ними не было. Да и не могло быть.
И самое время было задаться этим вопросом, но я же не машина — меня потряхивало после семейного обеда. И также сильно съедало любопытство: мы ехали в карете, запряжённой не лошадьми, а быками (вроде как здесь все так делают), а вокруг, когда кончился город, раскинулись поля. Бескрайние поля высокой травы, по которой ветер гнал зелёные волны, и над всем этим висело небо голубым шатром. Я мечтала выбраться из душного экипажа и пробежаться по траве. Забыть, что на мне снова белое одеяние — для покаяния. И не думать, что вот-вот между гвардейцами вспыхнет драка, и кому, интересно, её разруливать, как не принцу?
Почему бы меня просто не оставить в покое? Император мог бы сослать меня в какую-нибудь далёкую провинцию, дать её в управление (чисто номинальная должность, руководил бы ею императорский наместник). И никуда бы я не дёргалась. Так бы далеко жила, что убийцы бы меня не достали, и вообще бы никто не достал…
Наверное, такое место только на том свете существует.
Ванхи всю дорогу пытался развлечь меня анекдотами о слугах, и некоторые были даже смешными. Но большую часть времени я смотрела в квадратное окошко, приподняв бамбуковую занавеску, и думала о том, как всё это несправедливо. Кто-то же отправил меня в это тело? Не дал спокойно умереть. Подарил второй шанс? Да бросьте! Будто я не понимаю, что в этой игре я не более чем пешка.
Монастырь в моём воображении представлялся этакой каменной громадой. Как средневековые европейские храмы. Закроются за мной ворота, а потом двери кельи — и всё, кирдык. Прирежут тихонечко, никто и не вспомнит. Разве что королева, но она осталась в столице.
Не позволит же она убить любимого сына?
Дожила — за женские юбки прячусь.
Монастырь напоминал дворцовый комплекс Запретного города. Его также окружала каменная стена в полтора человеческих роста. А дальше рос лес, среди которого грибочками торчали низкие домики-святилища, отличные от дворца разве что отсутствием шика и золотых наличников. Ах да, и ворота-тори отмечали путь к каждому домику. Много оранжевых ворот: два столба и изогнутая дугой перекладина, концы которой указывают на небо.
Где-то протяжно гудел гонг — сквозь шум дождя. Стоило мне выйти из кареты, как ливануло с такой силой, что промокла я насквозь моментально.
Слуги здесь принцу не полагались, как и ванна — меня сразу повели к статуе какого-то Будды (гарантию, что это именно Будда не дам, но похож) и заставили отбивать ему земные поклоны. То есть, я просто смотрела, что делают другие и пыталась не выглядеть глупо.
Было скучно.
И келья в гостевом домике была вся из бамбука, маленькая и с такой слышимостью, что я всю ночь только и слушала, как кто-то из соседей бормочет молитву да бьётся лбом об пол. Или по нему дурка плачет, или он реально грешен…
Ванхи спал тут же, на полу, у дверей — сторожил мой сон. Дрых, скотина, словно младенец. Я же дрожала под одеялом: в комнате было влажно и промозгло. Горы…
Так что встала я утром невыспавшаяся, недовольная, зато первая. Перешагнула через сладко спящего Ванхи и пошла знакомиться с территорией. Телохранителей со мной, конечно, не было — монастырь ведь. Все за стенами остались. К тому же, мне ещё вчера выдали одежду местных послушников (ну хоть брить на лысо не стали), так что я слилась с другими пилигримами, которых оказалось неожиданно много. Набожная тут империя!
Понять бы хоть, кому молюсь…
В общем, устроилась я прямо напротив Будды, руки молитвенно сложила, зажмурилась — вроде как с небом общаюсь. А сама в голове план монастыря прокручиваю и карту вспоминаю. Если отсюда надо будет быстро валить — то в каком направлении? Выходило, что в сторону Рё-Ка удобнее. Королева за меня точно вступится — вот туда и побегу. Только там же меня и искать будут. Мда… А какие у нас есть ещё направления?
Карту я знала плохо. Был бы здесь Ли…
Не думать о нём!
А пока я проблему направления решала, молельная комната стала неожиданно быстро заполняться. Причём девушками. И все они как-то странно близко ко мне сидели. И смотрели. И пытались то плечом, то пальчиком коснуться, то ещё как задеть.
Очень скоро мне это надоело и я обернулась к особенно ретивой паломнице, собираясь всё ей высказать. Кошмар, даже в монастыре покоя нет!
И уставилась в лицо одной из моих невест. Дочери левого министра, ага.
А она папеньку сейчас поминать разве не должна? Или юрэй его пощадили?
Подобравшись, я окинула взглядом остальных монашек…
Чёрт возьми! Я, конечно, понимала, что моё местоположение не секрет, но чтобы сюда весь цветник притащился!
И смотрели они на меня так, что какой там Будда — щас меня прямо тут изнасилуют.
Немая сцена, в общем.
Ринулись все эти княжны и госпожи ко мне и впрямь наперегонки, что в крохотной молельне было само собой достижением.
А я сиганула за Будду.
И не стану даже думать, как это со стороны выглядело.
Сшибла кого-то из слуг или монахов и — спасибо худышке-принцу за подходящее телосложение — проскользнула в какой-то лаз, который за мной немедленно закрылся.
Минута клаустрофобии — и я вижу свет в конце туннеля. Чай, здесь поездов нет — ползу к нему.
Это оказалась ещё одна молельня, тоже с Буддой, только поменьше. Здесь приторно пахло благовониями, горели свечи и на полу ниц распростёрся некто бритый — точно монах. На кого я сверху и сверзилась.
Не моя вина, что тайный ход закончился на какой-то полке. С которой я сшибла кувшинчик с маслом. Надеюсь, недорогим, а то оно разлилось. Ой!
Надо отдать монаху должное — может, он был из Шаолинь (или как здесь это называется? наверняка же есть) — но он ужом из-под меня выполз, выхватил острый и тонкий, как игла, кинжал и приготовился вонзить его мне в глаз.
Клянусь, я ничего бы не успела сделать — только барахталась беспомощно, запутавшись в одеждах.
Но монах всё равно передумал. Он выпрямился, посмотрел на меня с высоты и, спрятав кинжал, изумлённо произнёс:
— Ичи?
