Наверное, я должна, просто обязана, сопротивляться ему и себе самой из последних сил. А я не хочу.
По коже бегут мурашки, лицо горит. Эльф нежно целует меня в губы, подбородок, шею, потом спускается к груди, и ниже — к животу, слегка прикусывая кожу, сопровождая поцелуи лёгкими, едва ощутимыми поглаживаниями моего тела. У него тёплые руки, и он точно знает, где нужно гладить и трогать, чтобы прогнать остатки моей стыдливости и малейший намёк на сопротивление.
Никаких признаков приближающегося обморока!.. Я позволяю себе закрыть глаза и уплывать на волнах неведомых до этой ночи ощущений. Пытаюсь хотя бы отчасти возвращать ласки ответными прикосновениями и поцелуями, понимаю, что не умею ничего и, скорее всего, милорда забавляет именно подобная неопытность. Я с упоением делаю, что хочу: то провожу с нажимом пальцами вдоль его позвоночника, чувствуя, как напряжены мышцы, то запускаю руку в его волосы, влажные после купания, и испытываю от этого не меньшее удовольствие, чем от его прикосновений к самым интимным местам моего тела.
Неправильное поведение?.. А мне сейчас наплевать.
Я слышу собственный отрывистый шёпот:
— Да… да…
В ожидании ещё больших открытий я раздвигаю бёдра, впиваюсь ногтями в его плечи и… чувствую это. Болезненный спазм внизу живота, сводящий мышцы и быстро изгоняющий из моей возбуждённой плоти последние признаки наслаждения.
О, нет! Мне уже приходилось проходить через это, пять лет назад, когда я в надежде стать «такой, как все» и преодолеть свои страхи перед сексом, завела близкое знакомство с парнем из дома напротив. Тот самый «дурень Билли», уши которого Лоис собиралась открутить и отправить его родителям в подарок на Рождество. Билли был на полгода меня старше, по вечерам играл на саксофоне в пабе Уилана, а днём пропадал в студии звукозаписи с такими же весёлыми бездельниками — музыкантами, как и он сам. С ним было легко и приятно болтать о музыке, по ночам в ясную погоду — отпихивать друг друга от телескопа, который он сам собрал для наблюдения за Луной, а потом сидеть до утра на лавочке в сквере, обмениваясь шутливыми поцелуями. Мне казалось, между нами зарождается чувство, но Лоис не разделяла моей уверенности, ежедневно ворча и утверждая, что «этот лоботряс — тебе не пара».
Ну, не она же целовалась с Билли, много она понимает!.. У меня всё будет по — другому, это же очевидно! Взрослые всегда ставят всё с ног на голову, хлебом не корми, дай поучить молодёжь… И когда мы воспользовались отъездом родителей Билли в Арчерстаун, к родне, я была твёрдо уверена, что парню под силу справиться с моими вечными страхами.
Не вышло. Да, он старался, и в постели был таким же естественным, весёлым и лёгким на подъём, как будто продолжалась шутливая толкотня около телескопа. Дело было во мне. Возбуждение сменилось холодной пустотой в животе, а следом пришла острая боль, возвращающая меня к жутким воспоминаниям об отражениях в зеркалах. Но я же не хотела обижать Билли, давая понять, как мне плохо! Парень из дома напротив ни в чём не провинился…
Сейчас начиналось то же самое. Милорд тоже, определённо, ни в чём не виноват. И что мне делать сейчас? Шепнуть на ушко распалённому страстью мужику: «Милорд, вы не могли бы остановиться, мне больно»?
Ага, так и вижу новость часа: Эрик Эльдендааль, трахальщик с заоблачным многолетним опытом, не смог ублажить Пантисилею Мун, кошачью горничную двадцати двух лет от роду. Какой удар по мужскому самолюбию!
Помнится, из ситуации с Билли я вышла, изобразив бурный оргазм — ну, или то, чем он, по моему мнению, является. Сладострастный стон, учащённое дыхание, сдавленный крик. Браво, Билли, ты на высоте! Прокатило. Правда, потом Билли был очень удивлён, почему я не хочу продолжить наши интимные встречи, а настаиваю на сугубо дружеских отношениях в духе «свой парень».
Я попыталась начать с учащённого дыхания, благо это было нетрудно из — за нарастающих болевых ощущений. До стона дело не дошло, потому что милорд резко прекратил двигаться внутри меня, а потом я услышала его голос. В этом голосе было столько льда, что хватило бы заморозить бассейн, несмотря на подогрев воды, причём реально проморозить. До дна, так сказать.
— Зачем изображать то, чего нет, Пантисилея?
От стыда у меня едва не лопнули щёки, мгновенно ставшие пунцовыми. Запоздало дошло, что вот этот самый заоблачный многолетний опыт не позволит обмануть того, кто знал очень и очень многих женщин.
Он приподнялся на локте, а другой рукой взял меня за подбородок. В лавандовые глаза было стыдно и откровенно страшно смотреть, но отвернуться в сторону не получалось. Зажмуриться не позволял гипнотический взгляд.
— По — твоему, я пытался причинить тебе боль?
— Н — нет. — Пискнула я, упираясь в грудь Эрика ладонями.
— Тогда зачем оскорблять меня нарочитой демонстрацией удовольствия, если тебе неприятно? У тебя не хватает слов, чтобы грамотно выразить свои мысли?
Вот это отповедь! Ужасно, но он прав.
— Простите меня, милорд. Я не хотела вас обидеть… просто… просто…
Что мне сказать? Мне никогда не стать нормальной женщиной, это ясно. И незачем было переступать границы правильного поведения горничной по отношению к хозяину — тело само сказало «нет» в нужный момент.
Нормальная женщина на моём месте смогла бы заплакать. Сейчас мне тоже этого хотелось, как никогда.
Эрик перестал удерживать мой подбородок, встал с кровати и набросил на плечи халат.
— Кажется, сегодня мы оба переоценили свои возможности. Спи, зверушка.
Неловкость от сложившейся глупой ситуации не помешала мне в этот раз огрызнуться:
— Милорд, вам разве не известно, что секс со зверушкой носит название «зоофилия» и относится к извращениям?
Завязывая пояс халата, Эрик сверкнул глазами в мою сторону.
— Ну, репутация Владыки Тёмных и не такое стерпит. Я ставлю вторую «галочку» в своём табеле злопамятности, Пэнти. Рядом с первой, которая заслуженно появилась после высказывания о пожилых эльфах. Думаю, мы это обсудим в ближайшей перспективе.
Оставив, таким образом, последнее слово за собой, милорд покинул комнату. Коты только этого и ждали, торопясь вернуться на постель, чтобы их приласкали. Хоть котов погладить — всё равно я теперь не смогу уснуть.
Уснуть — то я смогла, но сны снились такие, что лучше бы не засыпать. В этих снах милорд Эрик брал меня всеми возможными способами, но желанной разрядки так и не наступило. Я поднялась ни свет, ни заря — в пять утра и, невзирая на некоторую физическую усталость, заставила себя выйти на пробежку.
Утро шло своим чередом, не считая того, что Блэкки сегодня решил притащить пойманную мышь не мне, а непосредственно на кухню, и презентовать её Винсенту, положив на стол. Надо было видеть бешенство Винсента, у которого были не просто повышенные требования к чистоте, а маниакальная страсть к стерильности.
