— Не готов, — вздохнул шаман и низко опустил голову. — Не захотел он. Мифы о больных после ЭКО детях давно опровергли. Вероятность хромосомной аномалии не больше, чем при естественном зачатии. Особенно, если возраст у партнеров за сорок, сорок пять лет. Но ты молодая, проблем не должно было быть. Беременность протекает сложнее — да. Это относительное показание к операции кесарево сечение — да. И это все преодолимо. Было бы желание.
Изга поднял на меня взгляд, но смотрел куда-то в пустоту. Ровно мгновение, потом я почувствовала его рядом. Так, словно сел на мою сторону дивана и обнял.
— Я так считаю и я убежден, что если женщина хочет родить, то все, кто рядом с ней: врачи, родственники, супруг, обязаны наизнанку вывернуться, чтобы ребенок у нее был.
У меня глаза защипало. Я зажала пальцами переносицу, но не перестала улыбаться. Есть такие слова, после которых жить хочется. И ты не головой это понимаешь, а чем-то глубоко внутри.
«Спасибо», — так и не сказала я. Просто не смогла в тот момент.
Бутылку водки мы не допили. Ни к чему уже было. И так стало удивительно тепло. Мы болтали, сидя за столом. Улеглись на диван и снова болтали. Эйфорию словили, когда ничего не страшно. Половину утром не вспомним. Я задремала на плече шамана. Уткнулась носом в его свитер и отключилась.
— Вставай, — Азыкгай тряс за плечо, но говорил тихо. Почти в самое ухо. — Подъем, Георгий.
Ирина вздрогнула и завозилась под боком. Теплая, разомлевшая под одеялом. Шаман укрыл ее под шею. Может, не стоило? Вспотеет, хуже будет.
— Кумар у вас, — поморщился Азыкгай. — Бутылку на двоих уговорили?
— Нет, там осталось.
Изга не понимал, зачем оправдывается. Мысли текли тяжело и медленно. Черно-белыми обрывками всплывали лица Олега и Сандары, рисунок полозьев снегохода на дороге, оставленный дом. То, что давно сидело в мозгу и не давало покоя. А сверху тонким слоем ложились свежие заботы. Цветные, как одежда Ирины. Её ярко-голубые джинсы, синяя кофточка, красные волосы.
Диван скрипнул, когда Изга встал. Размял шею, плечи, поискал взглядом графин с водой. Жарко Азыкгай натопил избу. И ведь не убавишь температуру, только проветривать.
— Вы поговорили? — глухо спросил старый шаман. — Ты признался?
— Нет.
— Слабак.
Изга хмыкнул и надолго приложился к графину. Пил прямо из горлышка. Вода колодезная, с привкусом. Нужно было глубже бурить и скважину ставить.
— Знаю, что слабак, но язык не повернулся. Пойдем в сенцы.
— Там темно. В прошлом году проводка выгорела, так никто и не починил. Я же с духами общаюсь и с другими шаманами. Среди них нет электриков.
Упрек прошел мимо ушей, хотя раньше Изга бы взвился: «Почему не позвонил?» А сейчас в сознании щелкнуло:
— Твой телефон где?
— В коробке лежит, я его не включал.
— Молодец, я свой выбросил. Пойдем на улицу.
Азыкгай в верхних мирах понимал больше, чем в устройстве сетей сотовой связи. Удачно, что активный номер у него так и не появился. Значит, даже теоретическая возможность запеленговать их местонахождение исключалась. Это осложняло убийцам поиск и давало Сергею Конту время отправить обещанную группу в заданные координаты. Пусть Ирина отдыхает, пока она все в безопасности.
Мороз не успел окрепнуть, значит, к вечеру опять поднимется ветер и засыплет все свежим снегом. Таким же ослепительно белым, как тот, что уже лежал сугробами возле крыльца. Изга жмурился, привыкая к нему после темной избы. И не сразу заметил, что дорожка расчищена.
— Ты не ходил камлать?
— Ходил, — буркнул в ответ Азыкгай. — И почти сразу вернулся. Ты не знаешь, почему Оюна такая злая?
— А причем тут Оюна?
— Совершенно не причем, — вздохнул старый шаман. — Просто неприятно, когда ревнивая женщина тебе взглядом спину высверливает.
Изга зубами скрипнул и потянулся за лопатой. Уж лучше снег кидать, чем выбрасывать энергию в воздух. Что ж все происходит одновременно?
— Я думал, она успокоится.
— Одного мужика двадцать лет прождала, потом его с детьми от другой увидела и пошла топиться. Тут второй на сторону смотрит…
— Я ничего не обещал!
— Меньше ей стихи читать нужно было!
К месту лопата пришлась, вся злость в руки уходила. Азыкга й потому был неудобным собеседником, что всегда оказывался прав. Оюна — раненая душа, навечно привязанная к месту, где когда-то чуть не утопилась от несчастной любви. Оттолкнули духи от края. Она потом долгую жизнь прожила и часто ходила к плоскому камню благодарить тех, кто ее спас. Но до конца от обиды не избавилась. Так и не смогла простить соперницу.
— Она ревнует к Ирине. Бросила меня на полпути сюда и не хотела больше помогать.
— Скажи спасибо, что хоть так. А то могла убийц по следу привести к избе еще раньше, чем тебя.
Самое страшное, что может до сих пор. Люди не чувствуют зов духов так, как шаманы, но могут потянуться слепыми котятами на голос матери. Идти и не думать, куда. «Интуиция, чудо! Я будто заранее знал, что мне туда нужно». Оюна знала. И так хотела извести соперницу, что была готова подстроить её убийство. Может, поэтому метка до сих пор горела над головой Ирины. Да, она мерцала, шанс спастись появился, но как понять, что нужно делать дальше?
— Оюна откуп потребовала.
— Снова стихи? — приподнял брови Азыкгай. — Сплясать просит, спеть? Так давай вместе. Я вроде как покрываю вас, тоже виноват.
— Нет, — Изга чувствовал, что несет бред. — Она потребовала, чтобы я отдал ей красоту Ирины.
Слово в слово. Изга произнес это так, как услышал. Не одна лишь Вселенная умела вольно трактовать формулировки, в случае с требованиями духов это тоже работало.
— Совсем свихнулась, — проворчал старый шаман. — Она изуродовать её предлагает? Кислотой облить?
— Ветрянкой заразить. Чтобы Ирина с язвами на лице не казалась мне такой привлекательной, а Оюна почувствовала себя отомщенной.
Шаманы замолчали. Изга расчищал двор от снега, Азыкгай стоял на месте и смотрел в небо. Разгадку ребуса с красотой нужно найти, иначе недовольный дух житья не даст в буквальном смысле.
— Временное изменение её устроит? — рассуждал вслух ученик. — Написать что-нибудь обидное на щеке или лбу, нарисовать на теле?
— Что именно? «Дура, стерва, уродина?» Так мы Ирину унизим, но красоты не испортим. Думай, Георгий, голова тебе на что? И руки хирурга… Шрам сделать? Длинный, во всю щеку.
— Она не согласится. Точка.
Жар заливал тело под курткой. Изга тоже пил и похмелье вот так выходило. Оюна ведь понимала, что шаман не согласится. Сядет на снегоход и увезет свою женщину туда, где дух местности над ними будет не властен. Или именно этого хотела? «С глаз долой, из сердца вон?» Мудро. Но не сейчас, когда им некуда бежать. Бензина хватит, чтобы добраться до границ территории Оюны, но до ближайшей деревни там — нет. Значит, ради спасения жизни Ирины, красоту придется портить.
