— Потому что он твердил мне: «Здесь нет ничего твоего». И подарки делал, будто добавлял строчку к длинному счету, который собирался выставить позже.
— Ты ему до сих пор должна, — тихо сказал Изга. — И сколько лет еще будешь?
— Всегда. Потому что я его дочь.
— Так что тебя держит: любовь или чувство вины? А если любовь, то задай себе следующий вопрос: «Ты действительно его любишь или хочешь, чтобы он тебя любил?»
Ирина молчала. В ее глазах вспыхивали и гасли белые искры снега. Азыкгай стоял у камней, стараясь не шевелиться. Ученик его спиной чувствовал. Другой связью, тонкой нитью, которую ни за что не хотелось обрывать.
— Любил, — прошептала Ирина и улыбнулась самой стылой улыбкой, какую шаман у нее видел. Значит, не ошибся.
— Это единственное, что отец был тебе по-настоящему должен и чего не дал, спрятавшись за машиной, квартирой, престижной работой. Потому и нет обмена, а есть длинный счет, который тебе выставили и который ты не хочешь оплачивать. Тебе нечем платить, ты нищая. А знаешь, почему? Родителям платят любовью, полученной в детстве. С самого первого вдоха, с первого объятия. С каждым поцелуем на ночь любовь должна копиться, копиться… Чтобы потом она просто была без всяких вопросов и счетов. У тебя же изначально ничего нет.
Холод обнимал за плечи. Сгущался вокруг Ирины, оттесняя ее от живого пламени костра, оставляя в одиночестве. И как она не старалась держать высоко голову, у нее не получалось. Сила нужна для другого. Уж точно не для того, чтобы бороться с собственным отцом.
— Режь, — выдохнула Ирина и закинула косу за спину. — Давай уже и обратно пойдем.
Азыкгай качнулся темной тенью от камня, ветер подул на ветви и с неба просыпалась снежная крупа.
— Сам справишься? — вполголоса спросил учитель.
— Да, — кивнул Изга.
Плакать на морозе — плохая идея. Вытирать слезы заскорузлой шерстяной варежкой — верх безумия. Кожа горела. Я была уверена, что расцарапала её, если не до крови, то до устойчивых пятен, похожих на ожоги или на ссадины. Хороша красавица, Оюна точно будет довольна.
— Не сиди на холодном, — проворчал Азыкгай в спину, — походи вокруг шкуры.
Ага, как же. Изга уже бил в бубен, я слышала. Один раз попыталась встать у него на пути и хорошо помнила, чем все закончилось. Дайте мне поплакать, в конце концов!
И не смотрите, пожалуйста. Это слишком личное.
Я упрямо сидела на шкуре и делала вид, что считаю искры от костра, улетающие в небо.
Отец никогда меня не любил. Мысль звенела в мозгу с кристальной чистотой и ясностью. Как воздух в тайге. Как звезды, мерцающие в ночной вышине, свободной от душного городского смога. Не знаю, что Карл Риман чувствовал к своей дочери. Наверное, его тяготило то же самое чувство долга и вины. Жена умерла, а дочь осталась. Её нужно растить, кормить, одевать. Желательно дать все самое лучшее, а как иначе? Он не знал как. Возле меня с рождения крутились няньки, потом репетиторы, наемные водители. Карл Риман превратил дочь в еще один проект, разбил его на этапы, поставил сроки и делегировал полномочия. Я — часть его империи. Не самая маленькая и дешевая, кстати. Ходячее капиталовложение, живые долгосрочные инвестиции и, отчасти, благотворительность. Он будет зол, когда я уйду. Расстроится ли? Вряд ли.
Маленькая девочка внутри меня до последнего не хотела в это верить. Ведь если меня не будет, со мной что-то случиться и я, правда, уйду, то он все поймет. Осознает, как сильно любил меня на самом деле и бросится искать.
Да-да, уже полетел. «Если не появишься завтра, я тебя уволю». Не говорят таких вещей любящие родители. Ему плевать на меня. Тридцать лет рядом с ним были чем угодно, но не настоящей семьей. Коса жгла спину. Я мечтала, чтобы Изга поскорей ее отрезал.
Грохот бубна перестал быть монотонным. Я с трудом повернула затекшую шею и увидела, что Азыкгай тоже взялся за инструмент. Помогал ученику войти в транс? Что-то пошло не так?
Страх царапнул когтями, я зябко поежилась и подумала, что молитвы и стандартные поговорки на удачу сейчас неуместны. А зря. Они придавали хоть какой-то уверенности. Если Изга снова потерял разум, то справится ли с ножом? Вдруг начнет вместе с косой резать меня? Раскромсает шею, хлынет кровь и все. Нет больше Ирины Риман, кончилась. После обряда труп найдут. Азыкгай хоть и рядом, но тоже не в себе. Мамочки, во что я ввязалась?
Грохот бубнов входил в резонанс, я дрожала вместе с мембранами. Зубы сжимала так, что боялась их раскрошить. Кровь ударила в голову. Жар от костра, до этого греющий только грудь и лицо, разошелся по всему телу. Я больше не чувствовала ледяного ветра. Темнота манила, обещая спасение. Всего-то нужно встать на ноги и сбежать.
Черт, я не могла подняться! Пересидела, ноги затекли. Резкие движения причиняли боль, а потом по коже рассыпались колючие искры. Хоть ползи по снегу, как летчик Маресьев.
Я почти решилась. Злая темнота тайги пугала меньше, чем то, что могло случиться, если все выйдет из-под контроля. Когда-нибудь Изга все-равно очнется от транса, и я вернусь, но сейчас нужно бежать. Я завалилась вперед и чуть в сторону от костра, но тут чья-то рука легла на плечо.
— Ира, — прошептал знакомый голос. — Все хорошо, я здесь. Не уходи.
Я даже не думала, что облегчение может быть таким приятным. Разом отпустило, с выдохом весь нервяк вышел. Даже ноги перестали болеть. Но глупый вопрос я все-таки задала.
— Ты в сознании?
— Да, — тихо рассмеялся шаман. Грохот бубна остался только один. — Сиди ровно, пожалуйста, я с ножом.
Теперь я поняла, зачем шкура. Разница в росте у нас значительная, но резать все равно удобнее, когда я сижу.
— Но как же? — обернулась я через плечо. Желтые отсветы от костра рисовали лицо Изги крупными мазками. Глаза все равно казались мутными, хоть он и говорил связно. — Как же транс?
— Я потом расскажу, если тебе интересно.
— Да, да, хорошо.
Я отвернулась и зажмурилась. Не буду его сбивать, обряд в разгаре. Об отце нужно думать, да? О нашей связи? Ох, стоило потребовать подробные инструкции, сердце бы сейчас так не стучало.
Бронзовый нож вышел из ножен с тихим шелестом. Я представляла, как он вспыхивает в свете пламени, горит. Сейчас в нем отразятся мои волосы, и голове станет легко. Азыкгай запел низкими горловыми звуками. Поляна возле места силы окончательно провалилась в другую реальность. Там светили те же звезды, тянулась долгая зимняя ночь, но все вокруг стало неуловимо иным. Магия рождалась на кончике бронзового ножа.
— Повторяй за мной, — попросил Изга. — Я отказываюсь от рода своего отца. Отныне и впредь пусть меня защищает Иннаар, дух-хранитель.
Он говорил что-то еще, я повторяла. Длинной вышла речь, но в память врезались именно две первые фразы. Коса долго не поддавалась. Изга крепко держал её у затылка и настойчиво пилил ножом. Я ничего не чувствовала, ничего не слышала, просто в какой-то миг возле шеи стало пусто. бубен затих, магия исчезла. Я сидела возле костра и переживала, что не встану на окончательно замерзшие и онемевшие ноги.
