Отсюда и мысли разные, но каждая в строгом соответствии с направлением. То детей хочется, то в семью не верится. То шаман перед глазами, то отец. Призрачная зараза знала, куда бить. Мне кажется, с ее подачи я летела особенно ловко. На благодатную почву падали сомнения.
— Ты чувствительная, — вздохнул Азыкгай. — Потусторонний мир к тебе близко-близко. Как к нам. Не знаю, одарила ли тебя Вселенная, не видел. Может, ты проспала все. Но то, как ты откликаешься на духов — уже знак. Печалиться не стоит, я хорошие новости говорю. Твой мужчина — шаман, так вам будет проще друг с другом.
— Если позволят, — не хотела я слезать с больной темы. — Если успеем, пока призрачная мстительница не подтянет тяжелую артиллерию.
Азыкгай начал отвечать, но тут за дверью конкретно захрустело подошвами по снегу. Я подобралась вся, в кружку вцепилась.
— Георгий?
— Открывай погреб, ойуун, — Изга в дверях снимал валенки, наступая пятками на носок. — Прятаться будем. Гости к нам. Привела, окаянная.
— Значит, не задался разговор, — цокнул языком Азыкгай. — Нет, ну а чего мы хотели? Чтобы женщина просто взяла и простила придуманную обиду? Так не бывает.
Философский настрой и медлительность старого шамана играли жестким контрастом с дергаными движениями Изги. Он горел энергией ярче лампочки в сто киловатт. Половицы скрипели под ногами, табуретки разлетелись в стороны от не самых сильных ударов. Шаман откинул вязаный половик и дернул за ручку на крышке люка.
— Ирина, свитер мой надень, в погребе прохладно.
— И темно, — добавил хозяин дома. — Зато живности никакой нет, можешь не бояться. Георгий, ты в баню ходил? Прибрал там? А то сунутся, женскую одежду найдут, я не докажу, что один здесь.
— И так и сяк сунутся. Не за тем идут, чтобы вежливо с хозяином поздороваться. Мне полдома разнесли. Закрытые двери выбивали.
— Тогда зачем погреб? — подала я голос. — Если все равно найдут?
— Затем, что я стрелять буду, — ровно и очень холодно ответил Азыкгай. — Изба маленькая. Не хочу, чтобы вас зацепило.
Я кивнула, ныряя головой в широкую горловину безразмерного шаманского свитера. Тяжелого, безобразного, шерстяного и жутко колючего. Ладно, в гроб, если что, переоденут, а в погребе и, правда, не жарко. Маленькое такое портативное бомбоубежище, вырытое в земле. В войну где-то под Москвой в таких погребах прятались от снарядов, а нам от пуль придется. Лишь бы крышку люка не пытались прострелить и гранату внутрь не бросили.
— Карабин у тебя один? — спросил Изга.
— Да, вторым так и не разжился. Патронов много, калибр — медведю хватит. Автомат бы, но я когда разрешение на гладкоствол получал, на мою справку от психиатра и так косились с подозрением. Твой карабин где?
— Продал, — выдохнул Изга, подталкивая меня к краю люка. — Ирина, давай первая. Спускай ноги. Осторожно!
Лестница вниз оказалась металлической и скользкой. Тапок с правой ноги я потеряла сразу же, второй угрожающе болтался на пальцах. Адреналиновый взрыв я сегодня уже пережила. На старых дрожжах бередило медленно и слабо. Руки почти не дрожали, а мысли о стрельбе и скорой смерти едва касались сознания. Бежать мне уже точно некуда. Все решится здесь.
— Ниже, — командовал Изга, наступая на верхние перекладины и окончательно загородив свет. — Еще ниже.
— Спускайся ко мне, иначе места не хватит.
— Хватит. Я спиной упрусь в крышку люка. Закрою тебя.
— Долго сидеть-то собрался? — голос Азыкгая снаружи звучал глухо. Старый шаман с треском выдвигал рассохшиеся ящики комода и скрипел табуретом. — Далеко они?
— Я два снегохода на холме видел. Идут почти по нашим следам. Десять минут и будут здесь.
— Ну, молчим тогда, — распорядился старый шаман и со стуком положил что-то тяжелое на стол. А, может, на табурет. — Я почти готов.
Ноги у меня замерзли мгновенно. Тяжелый земляной воздух погреба вонял картошкой. Развернуться было негде, в спину давили полки. Я ни раз, и ни два вспомнила уточнение про живность, как крышка люка закрылась над головой. Судя по шороху, Азыкгай вернул половик обратно. И что-то еще поставил сверху.
— Мы не задохнемся? — шепотом спросила я.
— Не успеем, — ответил Изга.
Банки жалобно звякнули стеклянными боками, когда я ударила их локтем. Боль прострелила руку до плеча и кончиков пальцев. На мгновение я забыла вообще обо всем, кроме звона в мышцах и ощущения пролитого на локоть кипятка. Еще бы чем-нибудь таким же забористым отвлечься от мыслей о нападении, но, как назло ничего толкового в голову не приходило. Стихи почитать? Изга уже дочитался.
— Оюна ведь знает про погреб, — забормотала я. — Скажет им?
— Нет, это сложнее, чем просто привести до дома. Крышу с трубой можно издали показать. Толкнуть кого-то одного из группы, чтобы обратил внимание. На погребе концентрироваться нужно. Долго, муторно. И все равно ничего конкретнее мысли «где-то здесь» человек не услышит.
Азыкгай ударил по крышке люка сверху:
— Тихо!
Да поняли мы. Мгновенно замолчали оба. Я боролась с желанием схватить Георгия за руку, но он сам нашел в темноте мои пальцы на перекладине. Теплее стало и как-то спокойнее. Ровно до момента, когда в дверь постучали.
— Кто там? — хрипло крикнул старый шаман. Потом прочистил горло и добавил: — Гостей не жду. До весны боги спят, нельзя тревожить их просьбами. Уходите.
Из-за двери ответили, но я смогла услышать только невнятный бубнеж. Хотя по ту сторону люка и запертых сенцев наверняка орали во всю глотку.
— Не знаю никого, — недовольно рявкнул Азыкгай. — Не видел.
Дверь еще не выбивали, взяли паузу. Изга отпустил мою руку и завозился в темноте. Пытался прижаться ухом к крышке? Вряд ли это поможет.
— Оба снегохода мои, — ответил шаман, услышав очередной бубнеж. — На одном езжу, второй запасной. Сам посуди, коли не глуп. Был бы один, сломался — я бы тут и помер.
Даже я не знала, где у Азыкгая снегоход стоит, а убийцы нашли. Баню, наверное, тоже вскрыли, как и сарай. Почему с домом медлили?
— А мне есть дело до того, что ты Сергей? В деревнях таких, знаешь сколько? Что ни рожа, то Серёжа. Это ты по-каковски сейчас сказал? Повтори.
