Правда, теперь по вечерам он возвращался домой не один: после нескольких покушений на его жизнь Робеспьера провожали молодые соратники во главе с преданным Сен-Жюстом или Камиллом Демуленом.
Вот и теперь рядом с Максимилианом шагал Сен-Жюст. Стараясь и это время истратить с пользой, как будто зная, предчувствуя, что он умрет молодым, Сен-Жюст расспрашивал Робеспьера о его встрече с Жан-Жаком Руссо:
– Каким он был, Эрменонвильский затворник?
– Очень естественным, – не задумываясь, отвечал Робеспьер. – Мне не приходилось встречать настолько естественных людей. Для него не было ничего важнее свободы.
– Жаль, что он не дожил до свободы! – воскликнул Сен-Жюст. – Всего двенадцать лет!
– Он дожил до свободы, – возразил Робеспьер. – Свобода была всегда с ним, она была в его душе…
Впереди показались ворота кладбища Невинноубиенных.
В проеме ворот, под средневековой фреской, изображавшей Пляску смерти, маячила высокая фигура, закутанная в плащ с капюшоном. Рядом с этой фигурой стояла черная собака.
Робеспьер внезапно побледнел, повернулся к своим спутникам и проговорил:
– Друзья мои, оставьте меня на какое-то время. Я должен поговорить с одним старым знакомым.
– Вы уверены, Учитель, – начал Сен-Жюст, – вы уверены, что этому человеку можно доверять? Он кажется мне очень подозрительным! Вы и вправду хорошо его знаете?
– Я знаю его почти как самого себя, – мрачно ответил Робеспьер. – Повторяю – оставьте нас наедине!
– Обещайте, что, если вам будет угрожать опасность, вы позовете меня!
– Обещаю, – заверил Робеспьер своего молодого спутника.
Сен-Жюст и остальные провожатые прошли вперед и скрылись за поворотом. Робеспьер проводил их взглядом и пошел навстречу молчаливой фигуре.
– Приветствую вас, месье! – проговорил он, когда их разделяло всего несколько шагов.
– Здравствуй, Максимилиан! – ответил глухой голос из-под черного капюшона. – Я наслышан о твоих успехах! Твои речи печатают в газетах, их передают друг другу, пересказывают на рынке, как сплетни или анекдоты. Думаю, ты не разочарован? Мой подарок принес тебе большую пользу!
– Я благодарен вам, месье… – Робеспьер хмуро взглянул на своего собеседника, но по-прежнему не увидел его лица. – Я вам чрезвычайно благодарен, но…
– Но?! – перебил его раздраженный голос. – Вместо благодарности я слышу в твоем голосе неприязнь! Впрочем, чему я удивляюсь – благодарность несвойственна вашему племени!
– Нашему племени? – переспросил Робеспьер. – О каком племени вы говорите, месье?
– О людях! Так чем ты недоволен? Уж не тем ли, что я осмелился встретить тебя на прежнем месте?
– Но мои молодые ученики… – пробормотал Робеспьер. – Что они подумают? За кого примут вас?
– Ни за кого! – оборвал его незнакомец. – Они тут же меня забудут. Никто из них через десять минут и не вспомнит, что ты с кем-то разговаривал.
– Благодарю вас, месье! – Робеспьер опустил глаза.
– Больше у тебя нет претензий? – желчно осведомился голос. – Тогда, если ты не возражаешь, мой друг, я тоже кое-что скажу. Я помог тебе, сделал тебе подарок, теперь я хочу, чтобы ты мне отплатил ответной службой.
– Я весь внимание!
– Твои новые друзья, якобинцы, начали крестовый поход против католической церкви. Они разрушают храмы, изгоняют священников… Это, конечно, хорошо, но глупо.
Робеспьер, удивленный таким поворотом беседы, не сводил глаз с черной фигуры.
– Во-первых, такой прямолинейной политикой они отвратят от революции множество людей – тех, кто слишком привязан к церкви…
– Но этих людей нужно освободить! – не выдержал Робеспьер. – Церковь ничем не лучше торговца опиумом! Она обманывает простых людей, внушает им несбыточные надежды, а взамен выманивает у бедняков последний грош!
– Обманывает?! – загремел ледяной голос. – А тебе не приходило в голову, Максимилиан, что людям непременно нужно быть обманутыми? Не приходило в голову, что только красивый обман придает смысл пустой и короткой человеческой жизни? Только обман, который несет человеку церковь, или философия, или искусство…
– Мы хотим принести людям счастье, счастье в этой жизни, а не за гробом!
– Это такой же обман, как и религия! – холодно ответил незнакомец.
– Чего же вы хотите, месье?
– Я хочу, чтобы ты, Максимилиан, повернул своих соратников в нужном направлении. Бороться с католической церковью нужно – но не затем, чтобы вовсе уничтожить веру, вовсе искоренить религию. Нужно не разрушать храмы – напротив, нужно всячески их охранять и строить новые, еще более величественные. Но в этих храмах нужно молиться не прежнему Богу, а новому, доселе невиданному!
– Какому же?
– Нужно создать культ Верховного Существа! Того Существа, о котором говорил твой великий учитель, Жан-Жак Руссо…
При упоминании этого имени пес незнакомца, до сих пор державшийся весьма скромно, повел ушами и негромко зарычал.
– Этот культ должен опираться на понятия естественной религии и разума, он должен быть основой республиканских добродетелей… к этому Верховному Существу вы уже обращались, когда создавали свою Декларацию прав человека и гражданина. Тебе теперь нужно всего лишь придать этому культу завершенную форму: ты должен разъяснить людям, что Верховное Существо – это вовсе не Бог…
– Я понял, – проговорил Робеспьер, следуя внезапному озарению. – Вы говорите о себе, месье!
На следующий день обстановка в фотоателье царила мрачная и безрадостная. Анна Валерьевна, злая и невыспавшаяся, накричала на уборщицу, что везде грязно и вообще у них не ателье, а форменный сарай.
После взлома и нашествия полиции находиться в помещении ателье и впрямь было невозможно. Только у фотографов все осталось в относительном порядке, поскольку они хранили снимки в цифровом виде. По такому случаю все трое уехали по заказам, Виталик еще успел помочь Веронике разобрать кое-какие завалы. Светка Соколова попыталась призвать его к себе в лабораторию на помощь, но Виталик неинтеллигентно послал ее подальше. Нинель Васильевна только тяжело вздыхала – такое безобразие и за год не разгребешь.
Наконец Вероника кое-как навела в своем хозяйстве порядок, предчувствуя, что будут у нее еще неприятности с перепутанными заказами, и тут Нинель позвала ее:
– Вероничка, поди-ка сюда! – Она показала на растение в кадке, которое стояло у них в холле. – Смотри!
Вероника даже вздрогнула от неожиданности. Еще вчера это растение… можно было бы сказать – радовало глаз, но на самом деле было в нем что-то удивительно неприятное. Никто не знал, как это растение называется. Вероника пришла работать в ателье полтора года тому назад, и оно уже стояло в углу холла. С тех пор оно ничуть не изменилось – те же крупные восковые листья, причудливо вырезанные, как растопыренные пальцы, те же толстые волосатые стебли. На вид оно нисколько не выросло за полтора года. Как и когда оно появилось в холле фотоателье, не знал никто, даже Анна Валерьевна, которая работала с самого основания.
