— Он не станет тебя слушать, — предостерег его Цейоний.
Эггий и сам это подозревал, но все равно сказал:
— И все-таки попробую.
— Не говори потом, что я тебя не предупреждал!
С этими словами Цейоний пришпорил коня. Но Эггий был упрям и так просто не отступал от задуманного.
Чтобы нагнать Вара, он потратил немало времени. Тропа тянулась в самую чащу леса, деревья обступали ее так тесно, что марширующие легионеры с трудом могли потесниться, чтобы пропустить ругающегося префекта. Невзирая на ранг, почем зря крыли и самого Эггия.
Наконец он догнал Вара, рядом с которым верхом на осле ехал его греческий раб. Наместник смеялся и обменивался шуточками с Арминием. Эггий не был придворным, но даже он понял, что сейчас не время докучать Вару своими подозрениями: не стоит жаловаться хозяину, что его пес давит домашнюю птицу, в тот миг, когда этот пес лижет хозяйскую руку.
Остановив коня между двух толстых дубов, Эггий дождался Цейония.
— Ты ничего ему не сказал, — понял тот с первого взгляда.
— Правильно, — признался Эггий. — А как я мог? С ним рядом был Арминий. Думаешь, Вар обратил бы на меня внимание?
— Нет, — ответил Цейоний. И, не удержавшись, добавил: — А я тебя предупреждал!
— Да чтоб…
Однако Эггий воздержался от высказываний насчет матери собеседника, как его ни подмывало. Такие ругательства может стерпеть только близкий друг, но Цейоний таковым не являлся. Он мог неправильно понять Эггия, и тогда дело дошло бы до кровавой стычки.
— Может, позже я попробую снова, — промолвил Эггий.
— Валяй.
Разумеется, Цейоний не верил, что Эггий на такое решится. А поскольку и сам Эггий не очень-то в это верил, то и препираться не стал.
Арминию хотелось запрыгать жеребенком. Ему хотелось плясать от радости. Римляне делали именно то, чего он от них хотел! Если бы не привычка к дисциплине, привитая ему теми же римлянами, он, чего доброго, выдал бы себя безудержным восторгом. Трудно было поверить, что все складывается так удачно.
Единственным, с кем он мог поговорить, был его отец, да и с ним пришлось шептаться ночью в палатке.
— Ты только не радуйся раньше времени, вот что я тебе скажу, — ворчал Зигимер. — Все может получиться совсем не так, как ты надеешься.
— Знаю, — отвечал Арминий. — Поверь, все знаю. Понимаю, всякое может случиться. И если что-нибудь произойдет, то…
— Вот когда произойдет, тогда и будешь беспокоиться.
Зигимер на свой лад был не менее практичен, чем римляне.
— А пока давай-ка лучше спать, — заключил он.
Большую часть ночи Арминий спал спокойно: а что еще делать после заката, особенно если под боком нет теплой, доброй женщины, которая отвлекала бы от сна. Конечно, он слышал храп легионеров, писк комаров, стрекотание сверчков… И перекличку часовых, обходивших насыпанные несколько часов назад валы. Да, римлян, будь они прокляты, нелегко застать врасплох. Но нужно.
Через пару дней, когда легионеры устраивали очередной лагерь для ночлега, явился Кариомер. Он обменялся рукопожатиями с Зигимером и Арминием, и последний спросил:
— Что ты здесь делаешь?
Арминий знал — легионеры его слышат — и очень надеялся, что это осознает и Кариомер. Лишние слова, даже произнесенные на германском, могли обернуться большой бедой.
— Покинув Минденум, ты оставил Туснельду в тягости. Она ждет ребенка, — объявил Кариомер.
Зигимер широко улыбнулся, что случалось нечасто.
— Я стану дедушкой! — воскликнул он.
— Если на то будет воля богов, — промолвил Кариомер. — Роды обещают быть трудными. Повитуха беспокоится насчет Туснельды, говорит, у нее слишком узкие бедра. А сама Туснельда хочет лишь одного — поскорее увидеть тебя, Арминий.
— Отправляйся к жене, сынок, — заявил Зигимер. — Я останусь здесь и послужу римлянам не худшим проводником, чем ты. Может, и лучшим — я знал эту дорогу, когда ты еще не появился на свет.
Он говорил, как обычно, на родном языке. Если бы старый вождь ни с того ни с сего заговорил с сыном или любым другим германцем по-латыни, легионерам это могло бы показаться подозрительным. А некоторые из них могли понять, о чем идет речь, на каком бы языке ни велся разговор.
— Но ведь я обещал наместнику… — попытался возразить Арминий.
— Иди поговори с ним. И возьми с собой Кариомера — пусть скажет наместнику все, что только что сказал тебе. Вар разрешит тебе отправиться домой: он человек справедливый и понимающий.
Зигимер говорил с таким убежденным, серьезным видом, что Арминий не мог не восхититься отцом. Он и не думал, что тот способен на такую игру. Но открыто выразить свое восхищение Арминий не мог, ведь римляне ни в коем случае не должны были ничего заметить. Он лишь склонил голову со словами:
— Да, я обращусь к наместнику с просьбой. Идем, Кариомер.
Арминий ничуть не удивился, когда раб Аристокл приветствовал его словами:
— Должно быть, у входа в шатер стоит твой только что прибывший соплеменник?
В военном лагере, как и в германской деревне, любая новость распространяется со скоростью молнии.
— Именно так.
Арминий представил Кариомера и продолжал:
— Он привез мне новости из дома. Мы должны поговорить об этом с наместником.
— Сейчас узнаю, сможет ли он вас принять, — сказал греческий раб.
Кариомер встревожился, но Арминий взглядом успокоил его. Аристокл всегда произносил такие слова, главным образом для того, чтобы подчеркнуть собственную значимость. Но Арминий не сомневался — Вар примет его и Кариомера.
И верно, раб скоро вернулся и без лишних слов, жестом, пригласил их пройти в шатер.
Арминий сомневался, что облегченная ухмылка Кариомера покажется кому-то подозрительной. Всякий поймет: германец просто рад, что ему не пришлось долго топтаться снаружи в ожидании. Если бы Арминий не знал истинного положения вещей, он бы так и подумал.
— Стало быть, у твоей женщины уже изрядно округлился живот, а? — промолвил Квинтилий Вар после того, как Арминий представил ему Кариомера и пересказал новости.
— Именно, — подтвердил Арминий.
Римлянин и сам имел довольно округлый животик благодаря своему чревоугодию.
— Мой сородич говорит, что она беспокоится о своем здоровье. И повитуха тоже. Поэтому Туснельда хочет меня видеть. И я сам хотел бы с ней повидаться.
— Но кто же проведет нас по твоей хваленой дороге к Рейну? — осведомился Вар.
— Мой отец остается с тобой и с легионами, — ответил Арминий. — Он утверждает, что знает дорогу гораздо лучше меня.
