– Нет. Это неправда. Я ездила в Швейцарию в гости к своей матери.
Мина так бесстыдно лжет. В ее устах ложь звучала сущей правдой.
– Вот как? К чему тогда все попытки скрыть эти поездки, если они были настолько безобидны? Зачем просить секретаря удалить исходные записи и заменить их поддельными?
– Мой секретарь сказала вам правду: я об этом ничего не знала. А когда выяснила, что сделала Кристина, скажем так, удивилась.
– Когда вы выяснили? Ну надо же, миссис Эплтон. Просто в голове не укладывается, что вы не знали о записях, удаленных из вашего же ежедневника. И что не вы сами распорядились, чтобы ваш секретарь удалила их.
– Это правда.
– Скрывать поездки в Швейцарию и заметать следы в ваших интересах, а не в интересах вашего секретаря. У вас есть мотив, миссис Эплтон. А у вашего секретаря его нет. Если только она не получила распоряжение от вас.
Она заложила прядь волос за ухо, и я поняла: она борется с непреодолимым желанием подергать за них.
– У меня нет никаких причин «заметать следы», как вы выразились. С какой стати? Моя мать много лет живет в Швейцарии, и я езжу туда так часто, как только могу, чтобы повидаться с ней. О том, что Кристина меняла записи в ежедневнике, я узнала, лишь когда полиция начала расспрашивать меня об этом. И я, в свою очередь, спросила Кристину, а когда услышала от нее, что она сделала, откровенно говоря, была в шоке. Разумеется, она пришла в ужас, сообразив, что полиция решила, будто это моих рук дело, и очень извинялась, но никакого злого умысла в ее действиях не было. Просто глупый поступок человека, который… как бы сказать… словом, в то время Кристина была сама не своя.
Ни о чем таком мы не договаривались. Кристина следила за ежедневником. Для нее было обычным делом наводить в нем порядок, когда она считала нужным. Мы называли это «похозяйничать». Советоваться со мной ей было незачем. Я доверяла ей – вот каких объяснений я ждала от нее. Здесь, в зале суда, я взглянула на Мину и увидела, что она стоит на твердой почве, а я хватаюсь за утлый плот и нас разделяет мутно-серый океан.
– Да ладно вам, миссис Эплтон. Ваш секретарь уже доказала, что готова ради вас на все. Она ставит вас превыше собственной семьи. Даже когда ее отец лежал при смерти в больнице, она осталась верна вам. Миссис Бутчер явно не способна принимать какие бы то ни было решения, не посоветовавшись прежде с вами. Объяснение, согласно которому она действовала тайком от вас и подделывала записи в вашем ежедневнике, звучит совершенно неубедительно.
Впрочем, я вижу, в чем состоит ваше затруднение. Если бы исходные записи не обнаружились на жестком диске вашего компьютера, о них вообще никто бы не узнал, правильно? Но эти записи нашли. У вас возникла проблема, однако вам казалось, что разрешить ее проще простого. Достаточно только попросить исполнительную миссис Бутчер солгать ради вас. Почему бы не обвинить ее? А потом убедить солгать в суде? Сомневаюсь, что ее пришлось долго уговаривать.
Как же он был прав! Я затеребила пуговицу на манжете своей блузки, расстегнула ее, просунула пальцы в рукав до сгиба локтя и принялась чесаться, впиваясь в кожу ногтями и с наслаждением отколупывая от нее коросту. Мина вздохнула, опустив взгляд на свои руки.
– Мне трудно найти объяснение поступку Кристины. Даже для нее он был странным. – Она тепло улыбнулась. – Всему офису известна эксцентричность Кристины. Так что, когда она рассказала мне, как обошлась с ежедневником, я, признаться, встревожилась, как воспримет это полиция, но вместе с тем забеспокоилась о Кристине. В прошлом коллеги уже обращались ко мне по поводу ее непредсказуемых, порой диктаторских замашек, и хотя я не придавала таким инцидентам особого значения, на этот раз дело обстояло иначе.
Я оказалась в зале суда нагишом. Будто забыла сегодня одеться. Ушла из дома и ничего не заметила. И теперь все вокруг жадно глазели на меня. Мина пробудила в них аппетит. И всем стало любопытно узнать, что это за диковинное существо – миссис Кристина Бутчер. Я пыталась представить, как мои коллеги проскальзывают в кабинет Мины, дождавшись, когда я куда-нибудь отлучусь, и нашептывают ей байки о моих непредсказуемых замашках. А Мина сидит за своим столом, понимающе улыбается и выступает в роли моей преданной защитницы. Нет, этого я представить себе не могла, потому что знала: это неправда. Но присяжные купились.
– Мы с Кристиной долгое время проработали вместе. Однако ваши представления об отношениях между нами не соответствуют действительности. Вы назвали Кристину моей «миссис Да» – так вот, могу вас заверить, что это предположение очень далеко от истины. – Она усмехнулась. – Все мы вставали по стойке «смирно», стоило Кристине войти в комнату. В офисе ее звали «Привратницей». – Она одарила присяжных улыбкой. – Я к тому, что все эти разговоры про секретарей «номер один», «номер два», «номер три» – чепуха. Я слышала, как Кристина называет себя по телефону моим «секретарем номер один», – последние два слова Мина произнесла чопорным тоном, – но на самом деле это не так. Я не придерживаюсь подобной иерархии и не приветствую ее, так как она способна оказывать разобщающее влияние. Однако я очень привязана к Кристине, поэтому предпочитала смотреть сквозь пальцы на ее чудачества, включая вышеупомянутое. Справедливости ради, она секретарь, работающий у меня дольше всех, так что да, в этом смысле она у меня самая старшая.
Я заметила неприятные ухмылки на лицах нескольких присяжных, и даже Дэйва, похоже, такой отзыв обо мне позабавил.
– А эта история с дневниками… Кристина рассказала лишь половину правды. Да, она удалила эти записи потому, что я отсутствовала в офисе по личным причинам, но ее поступок объяснялся не чьим-то недовольством по этому поводу. Косо смотрела на подобные поступки сама Кристина. Она придерживается жесткой трудовой этики и никому из нас не прощает отсутствия по причинам личного характера.
Не помню, задавал ли в то время мистер Мейтленд какие-либо вопросы: я слышала только, как голос Мины ввинчивается в мою голову, видела, как ярко и задорно блестят ее глаза, пока она развлекает суд.
– Взять на себя организацию моих поездок я попросила Сару затем, чтобы она бронировала для меня авиабилеты в Женеву, не ставя в известность Кристину. Кристина не удосуживалась скрывать свое неприязненное отношение к моей матери, и я понимала: все дело в том, что мама предпочитает жить в Женеве, а не рядом со мной, и, с точки зрения Кристины, это предательство. На самом же деле мы с мамой очень близки. Она переселилась за границу много лет назад, когда мой отец завел роман со своей личной помощницей.
Мне казалось, что я чахну все сильнее с каждым словом Мины, а она произносила их легко и с оттенком сочувствия, словно отзывалась обо мне с нежностью.
Я взглянула на часы – маленькие, цифровые, неуместные в старомодной обстановке суда: эти красноглазые дьяволята, издеваясь надо мной, почти застыли, пока Мина болтала небылицы о своей ущербной секретарше.
– И все-таки эта женщина проработала у вас восемнадцать лет – женщина, которую вы так подробно и многословно описали как непорядочную и неадекватную особу.
