Вот Император и поехал во Францию. К немедленному заключению союза это бы не привело. Однако могло стать прекрасным поводом для того, чтобы замять нарастающий кризис. Потому что Россия была решительно не готова к войне. Особенно с таким противником. Да и Германия, несмотря на громкие слова, тоже нуждалась в весьма продолжительной подготовке.
Да и вообще — в серьезной переоценке своих стратегических целей. Война ради войны Берлину была не нужна совершенно. Ему были нужны колонии и, возможно, повторение успеха 1871 года по тотальному ограблению Франции. Франции, а не России, где и территории были куда обширнее, и проблем больше, и брать особенно нечего. Из-за чего каких-либо значимых резонов в войне именно с Россией у Германии не было ни прямо сейчас, ни в отдаленной перспективе. Разве что поддерживая интересы Австро-Венгрии. Но тут все тоже было неоднозначно… Как показала практика — каждый тянул одеяло на свою сторону, даже среди союзников.
Итак — Париж! Николай Александрович бывал в прошлой жизни в этом городе неоднократно. Все больше проездом, но довелось ему и погулять по улицам города, и даже полюбопытствовать во всякого рода музеях. Поэтому оказавшись в столице Франции, он чувствовал себя вполне уверенно. Да за XX век многое изменилось. Но хватало и старых ориентиров, которые вполне угадывались. Тот же Нотр-Дам де Пари или Эйфелева башня. Ее как раз возвели к Всемирной выставке 1889 год так, чтобы она выступала в роли входной арки.
Частное лицо фельдфебель Николай Александров в окружении полусотни до зубов вооруженных головорезов прибыл на вокзал и отправился заселяться в гостиницу. Разумеется, из-за того, что шла Всемирная выставка, все номера были забиты. Хуже того — даже более-менее приличная часть частного сектора, идущего обычно в съем, тоже оказалась занята. Но посол смог справиться с этой задачей и нашел как разместить Императора. Этому денег дал, с тем поговорил, тому пообещал поддержку, здесь договорился, чтобы постоялец переселился в частный сектор, который за большие деньги для него сняли… ну и так далее. В общем проблем у Николая Александровича не возникло.
Так как визит был частный, то никак не афишировался. Кроме разумного минимума — было поставлены в известность правительство Франции и нужные Императору люди. И все. Однако уже к вечеру первого дня визита весь Париж уже знал, что у них гостит сам Император России, частным порядком, желая навестить выставку. Поэтому, когда на следующий день наш герой отправился осматривать экспозиции — там от людей было не протолкнуться.
Впрочем, ситуация все равно носила изрядный оттенок комичного. Мало кто знал, что Император был облачен в форму обычного лейб-гвардии фельдфебеля. Поэтому широкие массы его никак не могли обнаружить. Искали где-то возле головорезов. Но там, кроме него находились и другие персоны этого неофициального посольства, как штатские лица, так и военные. И вот они то сверкали как надо, особенно генералы с адмиралами, вырядившиеся как Рождественские ели. Они прекрасно привлекали к себе внимание, избавляя Николая Александровича от лишней докуки.
Он ходил, смотрел, записывал интересные вещи в блокнот, кое-что распоряжался сфотографировать и более подробно описать. Иногда даже общался с представителями компаний и изобретателями. Ведь там находились многие выдающиеся инженеры, конструктора и предприниматели тех лет. И личное знакомство с ними выглядело очень полезным. Одно дело знать человека по его изобретениям и совсем другой представлять, какой у него характер. И можно ли будет с ним сработаться. С этим поболтал. С тем перекинулся парой фраз. А с некоторыми так и вообще — отобедал, как, например, с Эйфелем. Вот прямо в ресторане на втором этаже построенной Гюставом башни и отобедали, обсуждая возможное сотрудничество.
А вечерами шли приемы, где присутствовал этот самый фельдфебель. Прямо в форме такой и заявлялся, выглядя удивительной «белой вороной» на фоне остальных действующих лиц. Но эту игру французское общество вполне приняло и даже нашло забавной.
— Месье, — кивнул Николай Александрович, подходя к Наполеону Шарлю Бонапарту, тому самому, которого в Зимнем дворце провозгласил наследником Первой Империи.
Эти слова придали огласке, что приобрело эффект разорвавшейся бомбы. Ведь «Плон-Плон» был действительно очень непопулярен среди французов, как и его сын Виктор. Все было настолько плохо, что, несмотря на то, что формальным главой дома должен был считаться «Плон-Плон», бонапартисты провозгласили его старшего сына. Хотя тяготели к младшему сыну — боевому офицеру, но шагнуть через две головы не решались. И так их лагерь не славился целостностью и монолитностью. А тут такая выходка русского монарха! Так что, после очень непродолжительной борьбы бонапартисты провозгласили Наполеона Шарля своим лидером.
После же того, как генерал Буланже, лидер сторонников Орлеанской династии, перешел на сторону Шарля, произошел сход лавины. А именно началась консолидация всех монархистов Франции вокруг одной фигуры. И тех, что был за Бонапартов, и тех, что был за графа Парижского, и тех, кого не устраивали все кандидаты. Что создало реальную угрозу реставрации Империи во Франции. В одном только Парламенте монархическая партия выросла с восьмидесяти до ста сорока семи просто за счет перехода депутатов из одной группировки в другую. И еще пятьдесят два колебались.
Как несложно догадаться, изгнание Бонапартов из Франции было прекращено, соответствующие законы отменены, и Шарль поспешил в Париж принимать лавры титулярного Императора Франции. Сегодня же, 5 октября 1889 года, он впервые встретился с тем, кто так «легко и непринужденно» обеспечил ему это положение. Хотя, надо сказать, искал встречи и раньше, но Николай Александрович держал дистанцию, сам решая с кем ему и когда встречаться.
— Месье, — неглубоко, но вполне учтиво поклонился «фельдфебель», — рад нашему знакомству.
— Для меня это честь, — ответил Бонапарт и протянул для рукопожатия руку. «Потискали» лапку друг друга. После чего Император переключился на девушку, застенчиво стоящую возле Шарля, вежливо с ней поздоровавшись и даже поцеловав ручку. Девица как девица. Не красавица, но вполне приятной наружности
[6].
Разговорились. Оказалось, что старшая дочь не могла прийти по плохому самочувствию. А перед Императором предстала младшая — Эжени. Как позже докладывал посол, старшая Мари так и будет, по всей видимости, хворать. Ибо ее увлечение итальянским генералом Энрико Готти зашло чуть дальше, чем требовалось для сохранения целомудрия. Про предложение Императора провозгласить титул «Дочь Святого Мартина» и даровать его достойной девице слышали все заинтересованные люди и во Франции, и далеко за ее пределами. Более того — это стало активно обсуждаться. Из-за чего общественное мнение почти сразу выдвинуло требование к кандидатке — девственность, ибо иное выглядело оскорбительно. Ведь эта девица должна была представлять не только свою семью и Францию, но и святого.
