— Что за номера?
— Люкс, как всегда. В отеле.
— Ты про какой отель? А? — уткнулся я было мысленно с балкона в море. Купаться не хотелось, тем более в воспоминаниях. Связь тоже не хотела развивать эту тему, оборвалась, и я не услышал, что за новый номер выкинула Шила. Я перезвонил, не из любопытства, просто поставить точку.
— Так на чем мы остановились?
— Иногда я вполне себе счастлива, вот сейчас, например, сижу дома, пью вино, и очень счастлива. А знаешь, почему?
— Потому что я тебе позвонил?
— Потому что пью.
— Здесь ни черта не слышно.
— Я слышу, у тебя там весело, — уже обида вырывалась из динамика. — Ты скоро?
— Как только закончится. — Снова завибрировал бар, на этот раз, правда, гол не засчитали. Некоторые заказали себе еще по пиву, кто — фисташек, чтобы загрызть досаду. — Ты чем занимаешься?
— А как ты думаешь, чем может заниматься женщина около двадцати четырех?
— С ужасом ждет, что скоро ее карета должна превратиться в тыкву, туфелька в инфузорию, платье в халат, а принца все нет.
— Я не про время, я про возраст.
— Не вижу разницы. Я раньше как-то не думал, что тебе уже полночь лет.
— А теперь и вовсе нет смысла. Между нами все. И не вздумай приезжать ко мне. Слышишь?
— Очень плохо.
— Думаешь, мне хорошо?
— Очень плохо слышно.
— Ладно, во сколько ты будешь?
— Скоро.
— Обещай мне не врать.
— Хорошо. Обещай не спрашивать.
Артур сделал еще глоток и, не дожидаясь конца матча, оставил трибуны, что завороженно гоняли глазами на чужом газоне мяч. «Надо ехать, чтобы не попасть в грозу». Никто, кроме бармена не заметил, что я ушел из команды. Он дежурно улыбнулся мне вслед: «Незаменимых нет, но есть запасные».
* * *
На небе пробка из облаков, оно затянуто, будто не небо, а вещмешок, в который сложили город. Уже несколько дней, как зима перелила Неву в стеклянный графин. Холодный пронзающий ветер заставляет многих ненавидеть свою работу и сильнее любить дом. Чувства тоже придерживаются баланса. Дома тепло, дома сон, дома чай. Чай пить одному не хотелось. Хочешь узнать, как человек действительно относится к тебе, разбуди его. Я начал обнимать жену. Она не реагировала, тело ее спало в обнимку с душой. Я быстро сдался и оставил свои ласки, откинул одеяло, сел на кровать, пытаясь попасть ногами в тапочки. Когда я встал, чтобы выйти из комнаты, дверь скрипнула голосом жены:
— Не выходи из комнаты. Надень трусы.
— А кто там?
— Бродский, шутка. Просто не хочу, чтобы ты уходил. Не выходи из спальни… и я останусь.
— Ты определись, кого больше любишь, Бродского или меня.
— Прямо сейчас? Для этого тогда мне как минимум придется проснуться и выйти из комнаты.
— А как максимум?
— Вернуться с кофе.
— Так вот о чем было стихотворение?
— Мне кажется, там речь шла не о двери, а об окне.
— Не выходи через окно, разбудишь город, — улыбнулся я строфой. — Я чай сварю. Хочешь?
— Все-таки ты хочешь выйти?
— Ради тебя. Так ты будешь чай или нет?
— Я не знаю.
— Чего не знаешь? — нашел я под одеялом ее пятки и стал щекотать.
— Зачем люди лезут в горы? — сквозь смех процедила Шила.
— Чтобы посмотреть на себя сверху. К чему это ты?
— Горы снились, — поджала под себя ноги жена так, чтобы я их не достал.
— Может, в прошлой жизни ты была альпинисткой, — все еще рыскали мои руки под одеялом в поисках ее щиколоток.
— Скалолазкой, скорее.
— Не вижу разницы, — не находили мои ладони ничего, кроме пустоты.
— Не мудрено. Ты вообще женщин не замечаешь, — смеялась Шила.
— После того, как женился.
— Ладно, неси чай. Только черный.
— С чабрецом?
— С бергамотом.
— Бергамот мне все время напоминает бегемота или по крайней мере его родственника.
— Бергамо — это город в Италии.
— Ну, давай, расскажи мне еще, что там жил Труфальдино, что слуга был смышленым малым, что служил сразу двух господам.
* * *
— Уважаемые дамы и господа, просьба не волноваться, наш самолет совершит вынужденную посадку в одном из живописнейших уголков Германии, в долине реки Рейн. Мальчики — налево, девочки — направо.
Все почувствовали внутри себя, что самолет продолжал снижаться. Самые отчаянные улыбнулись шутке пилота. Другие беспокойно забегали глазами.
— Что это?
— Где? — посмотрела на меня сквозь очки жена. Позже она вставит линзы, и это будет уже совсем другая женщина. А сейчас она смотрела на меня как студентка, случайно забравшаяся ко мне в постель.
— У тебя все колени в книгах. Что читаешь?
«Знаешь, чего мне стоило сказать ему: «Уходи, я тебя не люблю»? Это как вырезать часть себя, как аборт сделать самой себе», — процитировала мне жена… Она вспомнила про синяк на коленке, который появился недавно. Синяк был знатный, с небольшую тучку на небе кожи. «Вот так вот ходишь-родишь по жизни, получаешь тумаки неизвестно где, от кого, бьешься, пока не прибьет к какому-нибудь острову, который по ошибке сначала примешь за материк». Шила прикрыла синяк своим смущением, а потом одеялом.
— А позитивнее ничего нет? — поставил я поднос с чашками на постель прямо перед Шилой.
— «Море ей снилось так часто, что даже ее карие глаза начали менять цвет», — перевернула страницу Шила.
* * *
«Дворник, — слышала Шила сквозь сон, как скреблась в углу зимы лопата. — Он убирает пыль, зимнюю пыль с дорог, которая за ночь упала с неба. Значит, в комнате, как бы она ни была мала, тоже есть небо… За ночь я тоже, наверное, покрываюсь пылью, иногда я ее даже чувствую, когда встаю ни свет ни заря, чтобы смыть холодной водой в ванной над раковиной, повесив свое лицо на зеркало. Потом убираю пыль щеткой с зубов. Потом вытираю лицо полотенцем. Это и есть влажная уборка. — Она посмотрела на телефон, тот вот-вот должен был запищать. — Надо сделать уборку, надо».
Жена вошла в фазу Луны. Три-пять дней передышки в постели, чтобы соскучиться как следует. «Каждый день вместе, как такое возможно? Какое издевательство над личностью. Даже когда ей хочется побыть наедине». В каждом браке есть свои лишние детали. Делать в постели абсолютно нечего, кроме как спать. Кровать, похожая на кладовую, в которой мы держим на привязи из простыней свою любовь. Дикую, кусачую, капризную, взаимную. Жена у меня качественная, это вам не китайская подделка, не то, что сейчас предлагают, не то, чем сейчас забиты улицы, кафе, кинотеатры, ширпотреб, моя жена — настоящая русская женщина.