— Фотографии? — переспросила Клара, чувствуя подступающую тошноту. — Какие фотографии?
Оливер достал из кармана телефон.
— Вот последняя из тех, что Ханна нам послала.
— Дай посмотреть. — Том побледнел, когда взял телефон из рук отца и уставился в экран. Потом, не говоря ни слова, передал его Кларе.
Это был снимок Люка. На его лице расплылся большой свежий синяк, губа разбита, кожа под шрамами мертвенно-бледная, смотрит в объектив стеклянным взглядом.
У Клары перехватило дыхание от ужаса, когда она перелистнула фотографию на телефоне. На другом снимке Люк был со связанными руками, на которых были видны многочисленные сочащиеся ранки от порезов ножом.
— О нет, — прошептала она. — Боже.
— Мы ждем от нее указаний, что нам делать дальше, — сказала Роуз. — Мы так напуганы. — У нее вновь из глаз полились слезы. — Она опасна, Том. Очень опасна.
У Клары внутри все похолодело.
— Насколько опасна? — Она посмотрела на Оливера. — Когда ты упомянул тюрьму… почему Ханна туда угодила?
28
Кембриджшир, 1997
Говорят, что личностное расстройство, включая социопатию, объясняется биологией и определенными жизненными обстоятельствами. Неврологические расстройства часто передаются по наследству и могут усугубляться под влиянием детской травмы. У меня было достаточно времени как следует об этом подумать, по сути, ничего больше меня так не занимало, но я так и не разобралась в том, почему Ханна стала таким человеком. Возможно, она унаследовала от матери некоторые психологические проблемы, возможно, сделанное ею открытие в возрасте семи лет о том, откуда она родом, имело эффект разорвавшейся бомбы, лежавшей до поры без дела, пока кто-то не поджег фитиль. Мне кажется, я никогда не буду знать это наверняка. Мне стоило огромных усилий перестать зацикливаться на этом вопросе. Последний раз я видела Ханну — теперь я не называю ее своей дочерью — больше двадцати лет назад. И не желаю с ней встречаться вновь.
Меня охватила паника в тот день, когда я подслушала разговор Эмили и Ханны, называвшей себя «Бэкки». Я не знала, как мне следовало поступить. Я понимала, что нужно позвонить Роуз и предупредить ее, но меня словно парализовало. Может, стоило сначала поговорить с Ханной и попытаться заставить ее отказаться от любых планов? Я должна была выяснить, что она замышляла. Когда Ханна закончила разговаривать с Эмили, я в полном смятении дожидалась ее на кухне, пока не услышала звук открывшейся наверху двери и через несколько секунд ее шаги на лестнице.
Войдя, она зыркнула на меня, но, по своему обыкновению, ничего не сказала, холодно игнорируя мое присутствие, подошла к буфету и начала копаться в поисках еды. Ханна до сих пор у меня перед глазами. На ней были черные леггинсы и, вероятно, когда-то белая футболка, по лицу размазан вчерашний макияж, который она даже не удосужилась смыть. Но ее красота все еще приводила меня в трепет. Я снова вспомнила, каким странным неестественным голосом она говорила по телефону, называя себя «Бэкки», и меня передернуло. Наконец, я набралась решимости и прочистила горло.
— Ханна?
Она выпрямилась, держа в руке пакет с печеньем.
— Что?
Я тяжело сглотнула и собралась духом. Как получилось, что я стала бояться своей дочери?
— Я знаю, ты встречаешься с Эмили Лоусон, — сказала я. — Я подслушала ваш разговор по телефону сегодня утром.
Я заметила выражение удивления на ее лице. Несколько секунд она молчала, а потом сделала то, чего я не чаяла увидеть и через тысячу лет: она расплакалась. Я с недоумением смотрела на текущие по ее лицу слезы; она положила пакет с печеньем и подошла к столу, за которым я сидела. Ханна примостилась напротив меня, закрыла лицо руками и принялась всхлипывать.
Странно, но тогда я все еще любила Ханну, вид ее горя заставил мое сердце проникнуться к ней состраданием, хотя мое собственное сердце готово было разорваться на части.
— Ох, Ханна, — сказала я. — Дорогая, что такое? — Я наклонилась вперед, чтобы дотянуться до ее руки. Впервые за много лет она позволила прикоснуться к себе. — Скажи мне, пожалуйста, объясни, в чем дело?
Ханна не сразу смогла прийти в себя. Успокоившись, она вытерла слезы и заговорила таким слабым и несчастным голосом, что у меня к горлу подступил комок:
— Все, что мне нужно, — чтобы они любили меня, я имею в виду мою настоящую семью. Я хочу узнать их, понять, откуда я родом. — Ее глаза вновь наполнились слезами. — С тех пор как мне открылась правда о моих настоящих родителях, я чувствую, что совершенно сбита с толку.
Я была поражена. Сейчас она впервые упомянула то, что подслушала много лет назад.
— Я понятия не имела, что ты чувствуешь.
И вдруг, к моему ужасу, на ее лице появилась широкая довольная ухмылка.
— Господи, ну ты и тупица, — сказала она.
Я отшатнулась от нее, и Ханна выдернула свою руку, медленно качая головой, как будто она была чем-то ошарашена.
— Ты, похоже, купилась? — Она расхохоталась, из ее горла вырывались отвратительные неприятные звуки. — Мне всегда было известно, что ты долбаная идиотка, Бет, — продолжила она, — но никак не предполагала, что ты, оказывается, умственно отсталая.
Она поднялась, обошла стол и поднесла свое лицо так близко к моему, что я ощутила запах сигарет у нее изо рта.
— Чего я действительно хочу, так это вздрючить их по полной, — сказала она спокойно. — Не только Лоусонов — вас всех.
— Что ты имеешь ввиду? — спросила я дрожащим голосом.
— Я за ними наблюдала, — сказала она. — Много лет. За моими братьями и сестрой, моим отцом и его дражайшей супругой. Иногда помногу дней подряд я садилась на поезд, ехала туда и следовала за ними на работу или в школу. — Она замолчала и посмотрела на меня, вздернув брови. — У них замечательная жизнь, не так ли? Чудесная счастливая жизнь. А я торчу здесь с тобой в этой отстойной яме. — Я вздрогнула, и она рассмеялась. — Как умерла моя мама, Бет? Я слышала в тот день, как ты говорила с Роуз, слышала, как она упомянула о том, что она была с моей мамой в момент ее смерти, и о теле, которое нашли в море. Это Роуз ее столкнула, не так ли?
Мои глаза округлились от ужаса.
— Нет! Нет, Ханна, — закричала я. — Конечно же, нет! Твоя мама спрыгнула, покончила жизнь самоубийством.
— Я тебе не верю. Роуз избавилась от нее. Потому что моя мама спала с ее мужем. Роуз ее убила.
Я опустила голову, одновременно шокированная и опечаленная тем, что Ханна убедила себя в такой отвратительной вещи.
— Ханна, твоя мама была глубоко несчастна, — сказала я твердо, — она была нездорова и умерла, бросившись в море.
— Нет! Она не оставила бы меня. Я была ее маленьким ребенком. Я — все, что у нее было. Роуз ее убила. Моя мама ни за что не оставила бы меня одну подобным образом.
