Такое космическое восприятие пространства хорошо проиллюстрировано названием, которое ему присваивается, и концепцией святилища. Последнее именуется nemeton, «священный лес» — слово, происходящее от nemos- («небо» или, точнее, «небосвод»). Святилище в чем-то должно было быть проекцией на землю квадрата небосвода — туда, где подземный мир, населенный божествами, проявляется в виде деревьев, соединяющих три этих яруса — мир мертвых, а также инфернальных божеств, мир живых и мир героев и уранических богов. Такое место, где почитают богов, нуждалось в мощном двойном ограждении, отделяющем профанное от сакрального на каждом из трех уровней, на земле и под землей. Поэтому сооружался ров и высокая земляная насыпь. Все земельные собственники использовали такие сооружения — участки земли, огороженные рвами и палисадами.
В галльском представлении о мире и вселенной фундаментальную роль играет понятие центра. Очевидно, это наследство от начальной стадии развития человеческой мысли, сравнимой с ранним детством, когда индивид не сомневается, что именно он является центром вселенной. У галлов такое поверье распространилось прежде всего на народ. Потом оно приобрело географический аспект, и центром мира для галлов стала их территория. Наконец, посреди этих территорий была выбрана центральная точка, определенно на основе математических и астрономических расчетов. И действительно, на территории карнутов, «областью, которая считается центром Галлии» (Цезарь), было священное место, где ежегодно проводились собрания друидов, прибывавших из всех остальных civitates. На ум, естественно, приходит Дельфийский omphalos.
Ритуальный предмет из святилища галлов у истоков Сены ( Сен-Жермен-сюр-Сен ). Iв. до н.э.
В более широком масштабе в обитаемом мире такое восприятие выражалось в этноцентризме, весьма схожим с тем, что был у греков времен Геродота. С той лишь разницей, что в данном случае центр тяжести был смещен к западу. Галлы занимали место гипербореев — полуреальных, полумифических жителей, которые, как считали греки, жили на западных пределах ойкумены задолго до того, как кельты были признаны этнической группой. Вокруг них группировались все известные им этносы: к северо-западу жители Британских островов, к северу скифы, на восток германцы, на юго-восток греки, на юг римляне, на юго-запад иберы. Но особенностью всех этих народов, с которыми галлы часто находились в конфликте, являлось то, что они рассматривались галлами как дружественные или «сочувствующие». Таково мнение первых греческих путешественников, но оно лишь воспроизводит умонастроение самих галлов и те отношения родства, которые они декларировали по отношению ко всем этим иностранцам.
Скифы были так близки к кельтам по своим нравам, что часто говорили о кельтоскифах. Германцы, как указывает их имя, являлись кузенами галлов. Греки были настолько в хороших отношениях с галлами, что последних они называют «эллинофилами». Некоторые из галлов (эдуи, к примеру) римлянами признавались «братьями по крови». Наконец, иберы настолько тесно были связаны с галлами узами родства, что пограничные народы называли себя «кельтиберами». Равно как о народах юго-востока говорят как о «кельтолигурах». Такие имена свидетельствуют о двух непоколебимых верованиях. Первое — это то, что кельты живут в центре обитаемого мира, и это является правдой даже и для Галлии, в которой Кельтия рассматривается как центральная область, откуда исходили все миграционные потоки. Второе — живущие по соседству человеческие сообщества в лучшем случае считаются друзьями, в худшем — конкурентами, но никогда не врагами в полном смысле слова, не «варварами», как греки называют тех, кто кажется им совершенно чужеродными.
Наконец, в еще большем масштабе, который только можно себе представить — масштабе вселенной, — кельты вновь занимают центральное положение. Может быть, они считали себя атлантами, долженствующими держать небо на плечах? Небо в свою очередь рассматривалось как огромный купол, обрушения которого на свои головы они очень боялись. Речь вовсе не идет о каком-то клише, о шуточном сюжете из народной песни или о лозунге, но о совершенно полноценном суеверии. Оно дошло до нас от лица, заслуживающего полного доверия — от Птолемея, сына Лагоса, написавшего историю Александра Великого, одним из полковдцев которого он был. В 335 году до н.э. Александр принял посольство кельтов, которые обосновались на берегах Адриатики. «Царь [Александр], принявший кельтов со всей сердечностью, вкусив вина, спросил их, чего они боятся больше всего. Он был уверен, что они назовут его. Но кельты отвечали, что они не боятся никого, но им страшно только, что небо упадет на их головы». Однако, будучи дипломатами, они добавили, что «выше всего они ценят дружбу такого человека, как он».
ВРЕМЯ
Понятие времени представляется еще более сакральным. Оно присутствует в каждом человеке, который в своих общественных связях и в своих верованиях всегда смотрится в некой исторической перспективе. Он потомок своего рода, его повседневные деяния управляются внешними силами, которые одни контролируют часы, дни, годы и века. Наконец, за то время жизни, что ему отпущено, он должен накопить некий набор добродетелей (и воинских, и моральных), что позволит ему выйти из цикла перерождений. Такое восприятие времени является довольно парадоксальным — ведь галл лишен всякой власти над этим временем, даже над своим собственным.
Познание времени, подразумевающее астрономические наблюдения, расчеты и, следовательно, надобность записывать и архивировать, целиком находились в руках ученых — друидов, набор в ряды которых осуществлялся посредством кооптации. Если бы подобные размышления представляли собой лишь добровольную, неоплачиваемую научную работу, то принадлежность к этой касте могла бы быть всего лишь почетной привилегией. Только друиды знали, какие дни счастливые, а какие — злосчастные. Они определяли дни, в которые можно было отправляться на войну, приступать к выборам, скреплять договор, совершать жертвоприношение и казнить приговоренных к смерти. Только они могли в общих чертах назвать благоприятный момент для принятия решения, затрагивающего сообщество в целом. Так как вся Галлия, как мы увидим далее, представляла собой религиозное сообщество, то контроль за временем был главным инструментом власти друидов, подчинявших своему ритму не только религиозные празднества, но также исполнение правосудия и главным образом повседневную жизнь каждого человека. Они определяли, когда он должен работать, отдыхать, заниматься тем или другим видом работы (сельское хозяйство или ремесло) или отправляться на войну.
Те же мудрецы продвигались в познании длительных временных периодов — как прошлого, так и будущего. То, что мы так мало знаем о методах, которыми друиды познавали историю, и еще меньше — содержание этой самой истории (поскольку писания такого типа не дошли до нас), вовсе не означает, что разработка официальной истории не была одной из основных их прерогатив. Они прекрасно знали историю каждого народа, его географическое и этническое происхождение, его перемещения, его значимые военные свершения и заключенные им союзы. Возможно, эта история проходила через великие роды и через их уважаемых представителей. Такая память, охватывавшая два и даже три предшествующих столетия (если в данном вопросе довериться сведениям этнического и исторического порядка, сообщенных Цезарю самими галлами), могла поддерживаться лишь с помощью обширных хроник, аккуратно составляемых каждый день и основывавшихся на достоверном календаре. Надо полагать, друиды вели официальные анналы, весьма похожие на те, что были в Риме. Такое историческое знание, источником которого являлось постоянное наблюдение за поведением людей и за ходом светил, было сокровенным. Но оно давалось непосвященным в форме менее научной и лучше запоминаемой — в виде эпопей, легенд, мифов. Так, у великих родов были родословные, которые заучивались и которые распевались их представителями из воинского сословия в лицо врагу перед битвой.
