С такими мыслями я лежала в воде и наглаживала пузико, пока мне мыли волосы и массировали плечи. Девочки о чем-то шептались, я же просто расслаблялась. Сейчас я по-настоящему могла не ждать подвоха или удара, а потому спокойно отдавалась на милость служанкой. Даже увлечённо поучаствовала в выборе масел, которым решили натереть мое тело. Раньше, мне до этого дела не было. Почему бы и нет, особенно, когда Ариша обещает, что у меня мышцы расслабятся. Это было кстати, меня частенько перед сном судороги ног мучали, кратковременно, но все же…
В спальню я шла довольная и позевывая, сон подкрался незаметно и требовал, чтобы его посмотрели. Да вот моим планам не суждено было сбыться.
Я успела махнуть камеристкам, чтобы те не приветствовали своего принца и бесшумно удалились. Вряд ли он бы хотел, чтобы слуги видели его в таким виде. Плечи опущены, голова прислонена к ножке кровати, глаза закрыты, а ладони сжаты в кулаки. Он не заметил моего появления. А у меня сердце сжалось от дурного предчувствия.
— Данерт, — позвала я, приблизившись, но не опустившись рядом. Мало ли какой у него рефлекс сработает, вдруг приложит со всей силы, не разобравшись, кто к нему подошел. — Данерт, что случилось?
*
Данерт
Как должен себя чувствовать отец, который обладает неоспоримой, даже безграничной властью, редчайшей магией во всем мире и который бессилен в том, чтобы спасти собственного ребенка?
У меня не было слов для того, чтобы себя охарактеризовать. Я ощущал себя слабаком, слизняком, который ни на что не годен.
Моя девочка умирала. Умирала на моих глазах, а я мог лишь продлить ее агонию. Усилия Сигурана и мои приводили к закономерному итогу — отсрочке, небольшой отсрочке. Но этого было недостаточно. День, два, три… мы выторговывали каждый миг, надеясь, что вот сейчас бог услышит наши молитвы. Услышит мой безмолвный крик, почувствует мою боль и поможет.
Когда уходят надежды, остается молитва и вера.
Аленсия не мучалась. Малышка постоянно находилась в беспамятстве. Только это, хоть немного и утешало. Я помнил каждую смерть своих детей, помнил их мучения, сейчас я делал все, чтобы их уменьшить. Понимал, что в бессознательном состоянии, им лучше всего. Но все равно не мог этого принять. Не мог принять того, что магия Сигурана не усваивается, что ни одно из целительских заклинаний до конца не работает, что моя магия не желает усваиваться в их организмах. Шло отторжение, которое не получалось преодолеть.
Я не отходил от постели Аленсии трое суток. Я сам ухаживал за ней, сам кормил в те редкие минуты просветления сознания. Ближе меня у нее никого и не было. Я чувствовал свою вину, что именно мне пришлось стать тем, кто отнял у нее мать. Но я не мог действовать иначе. Да и лучше я всю жизнь перед ней каяться буду, лишь бы она продолжала жить… Лишь бы ее сердце стучало…
Сегодня меня поразила страшная новость. Еще две дочери слегли с теми же симптомами, что и Аленсия.
Раньше никогда подобного не было. Никогда я не хоронил одновременно двух дочерей! Год… был год для поиска излечения.
Я не понимал природы болезни, я отчаялся, но все равно продолжал борьбу. Теперь в детской было трое детей, приходилось растягивать заклинания, выкладывать досуха и еще больше. Сил не хватало, но шанс был, шанс на то, что его несколько дней есть… А потом…
Я сам не понял, как оказался в покоях Сабины. Вроде только ругался с Сигураном, который отправлял меня на отдых, а сейчас сижу на полу, дезориентированный, и не могу понять, что мне говорит жена.
— Что? — хрипло переспросил я и рефлекторно ухватился за руку девушки.
— Данерт, что происходит? — она не оттолкнула, не испугалась того, что я сжимал ее запястья, наоборот, опустилась на пол и прижалась ко мне боком. — Что случилось, ты выглядишь смертельно уставшим и, если честно, откровенно больным.
Я не ожидал от себя того, что сделал в следующую секунду, да если бы я разрыдался на ее плече, выглядело не так странно, по сравнению с тем, как я впился в ее губы.
Как смял под себя, абсолютно не заботясь о том, что мы на полу. Мне хотелось почувствовать тепло, живительное, ласковое, как солнечный свет, дарящее надежду и желание жить. Я просто хотел забыться и раствориться в той, которую уже сейчас готов назвать королевой.
Эта мысль отрезвила меня и заставила оторваться от несопротивляющейся, но явно не получающей удовольствия от грубых ласк девушки. Нет, не потому что эта мысль была мне противна или меня пугал возможный натиск наместников, которые явно не обрадуются подобному исходу.
Нет, дело совсем в другом. С королевой так не поступают! Ее не используют, с ней считаются, ей преклоняются и ее любят. Я не мог так поступить с Сабиной. Внутренне не мог, потому что сердце давно определило ее равной. Наверно, с той самой минуты, когда она во время второго брачного ритуала, будто бы лиана обвила меня своим телом, а заодно отдавила ноги.
— Прости, — выдохнул я, и не дав Сабине ничего сказать, подхватил на руки и бережно опустил на кровать.
Жена ничего не сказала, но явно выдохнула с облегчением. Ее вздох и полуприкрытые веки спровоцировали новую волну вины во мне. И казалось бы, она моя жена, моя подданная, а вот ведь… Своим правом сильнейшего я пользоваться не хочу. Мне это претит. Любая мысль о том, чтобы доставить ей боль или сделать что-то не так, зреет во мне протестом. Причем не только с психологической, но и практической стороны — бунтует магия.
Кажется, есть чему радоваться, мое тело и моя магия приняли ее, полностью и безоговорочно.
Нет, выпускать пар посредством насильственной близости с женой я точно не способен. Сам же себе противен буду. Я приду, когда успокоюсь. Да…
— И куда ты пошел? — спокойно, даже слишком спокойно спросила Сабина, останавливая меня в трех шагах от кровати. — Данерт?
— Извини, я не хотел тебя напугать. И мне сейчас лучше быть подальше. — Признаваться в том, что не владею в достаточно степени своим телом и злюсь, неприятно, но… Необходимо, если я желаю и дальше строить гармоничные отношения с той, которую выбрал. — Ты права, я не в том состоянии, чтобы…
— Быть нежным? Я заметила. Но вариант близости с другой женщиной, с которой ты можешь себе позволить не быть нежным, меня не устраивает. Ты же собрался именно это сделать?
Откуда такая проницательность в ее годы?
— Данерт, я расценю это как предательство, — тихо призналась она. Совершенно не давила или истерила, а констатировала как факт. — И я понимаю твои мотивы, но принять их не смогу.
И молчание. Больше ни слова. Ни упрека, ни требований выбирать. Девушка просто смотрит, не гримасничает, абсолютно спокойное лицо. Я опешил, растерялся и… восхитился. Какая же она женщина!
Одна фраза, а я уже готов усомниться в том, что адекватный и разумный мужчина. Действительно, идти к другой девушке после нее? Я же не мальчик, верно? Есть и иные способы снять напряжение, к примеру поединок с Анлунироном. Когда-то мы часто тренировались, сейчас, увы, нет…
