Принц Вито стоял в холле у подножия витой мраморной лестницы. В тоске ожидая появления графа и графини Волюмнии, принц постукивал блестящим носком туфли по нижней ступеньке. Он поймал себя на том, что думает об отшельнике, и удивился, почему этот старик застрял у него в мозгу. Принц Вито завидовал, что тот свободен от необходимости постоянно принимать посетителей и у него нет никаких повседневных обязанностей, но при мысли об уединённости жизни отшельника он поёжился.
Шорох вверху возвестил о том, что граф и графиня Волюмнии начали спускаться. Вскоре появились и они сами во всём своём великолепии: расфуфыренные, все в лентах и шуршащей материи – два толстеньких человечка, облачённых в светло-зелёные одежды, делавшие их похожими на большие незрелые груши.
Зелёное бархатное платье графини, украшенное голубыми с золотом лентами и оборками, мерно колыхалось на ней, пока она шла, опершись на руку мужа. Огромные ноги были обуты в пурпурные атласные туфли, голову украшала зеленовато-голубая диадема, торчавшая по бокам ото лба как два больших рога. Глядя вниз на принца Вито, она раскраснелась и взмахнула свободной рукой в широком приветственном жесте.
– Принц Вито! – воскликнула она. – Как это чудесно!
Граф, изо всех сил пытавшийся удержать в равновесии и собственное пухлое тело, и огромную тушу своей жены, издавал разнообразнейшие охи и ахи. Необъятный камзол из зелёной парчи, отделанной чёрным бархатом, облегал его толстый живот и доходил до колен, обнажая чёрные панталоны и чёрные бархатные туфли внизу. У него на голове была чёрная бархатная шляпа с белыми перьями. Охххх. Ахххх.
Когда они наконец достигли подножия лестницы, граф низко поклонился, а графиня присела (не без труда), и всё их внимание обратилось на принца Вито. Слова вылетали из графа, словно плевки:
– Принц Вито, это такая большая честь для нас, да, поистине, ваше присутствие делает нас совершенно…
Стремясь не отстать от своего мужа, графиня, перебивая его, разразилась собственной речью:
– Принц Вито, вы только посмотрите: как вы выросли, каким красивым…
– …совершенно счастливыми…
– …вы стали юношей…
Принц Вито вежливо улыбнулся двум стоящим перед ним грушам и подал руку графине:
– Позвольте мне проводить вас в покои?
– О да, конечно-конечно, – забормотала графиня. – Мы так мечтаем вновь лицезреть короля с королевой, благородного принца Джанни и очаровательную принцессу Фабрицию…
– Да-да, – поддакнул граф, следом за принцем и графиней входя в приёмную. – Да-да, нашего благороднейшего короля, нашу милостивую королеву, наших…
Пустословие. Сплошное пустословие. Одно пустословие.
Глава 15
Грязные насекомые
Лавочник Пангини отодвинулся от стола и срыгнул.
– Давай прибери здесь, грязное насекомое, – приказал он, пересекая крохотную комнату и скрываясь за занавеской, где стояла его кровать. Через несколько минут оттуда донёсся его храп.
– Давай прибери здесь, грязное насекомое, – передразнила Пия хозяина. – Вовсе я не насекомое, – сказала она, обращаясь к доносящемуся из-за занавески храпу. – Сам ты грязное насекомое.
Когда с рынка вернулся Энцио, она подметала пол.
– Пия! Я видел старуху Ферелли…
– На рынке?
– Мне кажется, она знает…
– О чём?
– Что мы нашли кошель.
Блестящая чёрная муха пролетела мимо Пии. «И вовсе она не грязная», – подумала девочка и, обратившись к Энцио, добавила вслух:
– Это невозможно. Тебе показалось.
– Может быть. А может, и нет. Я разволновался из-за неё.
– Но ты же ничего не сказал про кошель?
– Нет-нет, ничего.
– Вот и хорошо. – Пия взялась за соломенные циновки в углу. – Помоги-ка мне их собрать.
Уже на улице, пока они выбивали из циновок пыль, Пия сказала:
– Нам нужно быть осторожными. Мы должны побольше разузнать про этот кошель.
– Но как? – удивился Энцио, ловя себя на том, что он испугался и жалеет об их находке.
– Люди много болтают. Надо только прислушаться.
Энцио понял. Он знал, кто самый болтливый человек в деревне, главный сплетник: конечно, Франко, толстобрюхий хвастун, в голове которого не задерживалось ни одно слово, ни одна мысль. Он извергался всем подряд, как вулкан лавой.
– Франко? – спросил он.
Пия кивнула:
– Да, Франко.
Пока они бежали по переулку, Энцио сказал:
– Хозяин рассердится, если не застанет нас, когда проснётся.
– Эээ! Он так храпел! Мы вернёмся раньше, чем он встанет.
Пия умела успокоить Энцио, и он обожал её за это.
Хвастуна Франко обычно можно было застать сидящим на стуле у пекарни в глубине рынка, где он то и дело вытягивал свою пухлую ручонку, чтобы подобрать упавшую с повозки булку или взять буханку хлеба, лежавшую на краю прилавка. Прохожие останавливались послушать его болтовню и узнать последние сплетни, которыми потом можно будет поделиться с другими.
Была середина дня – время, когда большинство утренних покупателей уже готовили дома еду. Время лени, когда продавцы, сидя на пузатых бочках у своих лавок, поворачивали головы к солнцу и закрывали глаза.
Пия и Энцио застали Франко на обычном месте, жующим рулет и извергающим потоки слов. Вокруг, слушая, стояли несколько мужчин и женщин с корзинками на локтях.
– Эй, а про женщину-кобылу вы знаете? – вещал Франко. – Ту, у которой огромные зубы – как у лошади?
Один из мужчин издал звук, похожий на лошадиное ржание.
Франко продолжал:
– Откуда у неё взялась свинья? Огромная взрослая свинья? Ещё вчера не было у неё никаких свиней, а сегодня уже есть – и такая большая, жирная…
– Хм, – произнёс второй мужчина.
– Я слышал, будто она вымогала её у старого Лонцо, – заявил Франко.
– Не может быть! – воскликнула женщина. – У Лонцо?
Франко пожал плечами:
– Почём я знаю. Я слышал такое. А правда или нет – не знаю.
Пия сердилась, когда Франко так поступал. Он нёс всё, что ему вздумается, а потом заявлял, что не знает, правда это или нет, хотя уже посеял в головах людей семена сомнения. Теперь, например, она знала, что эти крестьяне потом передадут «новости» про женщину-кобылу, но уже забудут упомянуть, что это, возможно, неправда, и люди перестанут доверять этой даме.
Пия и Энцио сделали вид, что рассматривают буханки хлеба, и слушали болтовню Франко. С женщины-кобылы он переключился на «жердь» (худого старика, спавшего на улице), а потом – на «девочку-козу» (которую называли так из-за угловатого лица). Так он и болтал без перерыву, пока наконец ребята не услышали, как Франко заговорил о воре.
