– Киа… редкое имя. Зато красивое. Хочешь, съездим на пикник? В воскресенье, на моем катере?
Киа глядела в сторону, гадая, что стоит за его словами, но так и не поняла, к чему он клонит. Главное, вот случай с кем-то сблизиться.
Наконец она ответила:
– Хорошо.
Он назначил ей встречу в полдень, на дубовом мысу к северу от Пойнт-Бич. А потом вернулся на свой катер, сине-белый, блестящий, и умчался прочь.
Киа оглянулась на звук шагов. К причалу спешил Скок.
– С добрым утром, мисс Киа! Вы уж простите, я тут ящики таскал. Лодку заправить?
Киа кивнула.
На полпути до дома она заглушила мотор и качалась в лодке на волнах, не теряя из виду берег. Подложив под спину старый рюкзак и глядя в небо, она по давней привычке читала вслух стихи. Одно из ее любимых – “Морская лихорадка” Джона Мейсфилда:
Мне нужен только ветреный день, в седых облаках небосклон,
Летящие брызги, и пены клочки, и чайки тревожный стон.
[9]
Вспомнились ей и строки другого поэта, менее известного, Аманды Гамильтон, – ее стихи она прочла в местной газете, купленной в “Пигли-Вигли”:
Неизреченная любовь –
Как зверь в неволе,
Вгрызается в свою же плоть.
Любовь должна парить,
Где хочет приземляться,
Дышать…
Эти строки напомнили ей о Тейте, и она задохнулась от обиды. Присмотрел кого-то получше – и только его и видели. Даже попрощаться не пришел.
* * *
Киа не знала, что Тейт приходил ее повидать.
За день до его отъезда домой на Четвертое июля доктор Блум, профессор, предложивший ему работу, зашел в лабораторию протозоологии и пригласил его на выходные в экспедицию с группой известных орнитологов.
– Вижу, вы интересуетесь орнитологией, вот и спрашиваю, хотели бы вы поехать? Я могу взять только одного студента и подумал о вас.
– Да, конечно, я поеду.
Оставшись один среди лабораторных столов и микроскопов, Тейт думал под гул автоклава, почему сразу уступил, почему так старался произвести на профессора впечатление. Из гордости, что его заметили, выбрали из всех студентов?
Новая возможность съездить домой, всего на одну ночь, представилась лишь через пятнадцать дней. Он рвался извиниться перед Киа, но когда она узнает о приглашении доктора Блума, то все поймет.
Он сбавил газ и свернул в протоку, где на бревнах, поблескивая панцирями, грелись на солнце черепахи. Почти на полпути он заметил ее лодку, спрятанную в зарослях высокой спартины. Тейт замедлил ход и впереди, на широкой песчаной косе, увидел Киа – стоя на коленях, она завороженно следила за маленьким крабом.
Припав к земле, она не видела Тейта, не слышала гула мотора. Бесшумно направил он лодку в тростники, подальше от ее глаз. Он давно знал, что Киа подглядывает иногда за ним, – теперь и он будет подглядывать.
Босая, в обрезанных джинсах и белой футболке, Киа выпрямилась, потянулась, выставив обнаженную полоску живота. Затем снова опустилась на колени, зачерпнула пригоршню песка, пропустила сквозь пальцы и засмотрелась на живность, что осталась в ладони. Тейт улыбнулся: юный биолог – сосредоточилась, забыв обо всем! Он представил Киа в экспедиции, среди ученых, – наверняка держалась бы особняком, зато первой замечала бы и определяла птиц. Робко, вполголоса перечислила бы все виды растений, из которых сплетено каждое гнездо, определила бы по цвету концевых перьев, сколько дней самочке-слетку. Жемчужины, которых не встретишь ни в одном справочнике, неизвестные даже маститым экологам. Мелочи, что составляют основу жизни. Самое главное.
Тейт вздрогнул от неожиданности – Киа вскочила, подняв облако песка, и устремила взгляд вверх по течению. Тейт расслышал едва различимый гул подвесного мотора – должно быть, рыбак или болотный житель направляется в город. Знакомый мирный звук, будто голуби воркуют. Но Киа схватила рюкзак, в несколько прыжков пересекла песчаную косу и забилась в высокую траву, опустилась на корточки. Поглядывая, не видать ли лодки, заковыляла к своей моторке по-утиному, задирая колени чуть ли не к подбородку. Когда она поравнялась с Тейтом, он увидел ее глаза, дикие, безумные. Добравшись до своей лодки, Киа притаилась у борта, пригнув голову.
Рыбак – добродушного вида старик в шляпе – проплыл мимо и, не заметив ни Киа, ни Тейта, скрылся за поворотом. Но Киа все прислушивалась, не шевелясь, пока не стих рокот мотора, и только потом выпрямилась, вытерла лоб. И долго еще глядела в том направлении, где скрылась лодка, – так лань вглядывается в чащу, где исчезла пантера.
Тейт догадывался, что она живет в страхе, но впервые со времен игры в перья он увидел ее страх воочию. Это было странно, дико, мучительно.
В университете он провел меньше двух месяцев, но уже с головой окунулся в мир, о котором мечтал, – изучает совершенную структуру двойной спирали ДНК, будто взбирается по винтовой лестнице, виток за витком, под сияющие своды собора. Теперь он понимал, что жизнь держится на тончайшем замысловатом коде, впечатанном в хрупкие органические элементы, – среде достаточно лишь чуточку измениться, стать немного теплее или холоднее, и они погибнут. Он вплотную приблизился к миру великих вопросов, его окружают люди, жаждущие, как и он, найти ответы, он на пути к осуществлению мечты – стать биологом, основать свою лабораторию, работать с другими учеными.
Дух Киа вполне мог бы обрести себя в этой среде, но сама она – нет. Стоя в зарослях спартины, Тейт размышлял над выбором: Киа или остальной мир.
– Киа, Киа, не могу, я просто не могу, – прошептал он. – Прости.
Когда Киа скрылась, он сел в лодку и повернул назад, в открытое море, кляня себя за трусость: он даже не попрощался.
23
Ракушка
1965
Вечером после встречи с Чезом Эндрюсом на причале у Скока Киа сидела за кухонным столом, при уютном мерцании керосинки. С недавних пор она вновь начала стряпать и на этот раз ужинала печеньем на кислом молоке, репой и фасолью пинто, а за едой читала, но с каждой строкой все глубже погружалась в мысли о завтрашнем пикнике с Чезом.
Киа встала из-за стола и вышла в ночь, под бледный свет убывающей луны. Болотный воздух, мягкий и шелковистый, ласкал голые плечи. Лунный свет причудливо пробивался сквозь ветви сосен, и тени ложились на землю правильным узором. Киа двигалась словно во сне; из воды вынырнула яркая луна, она поднималась все выше и выше, будто взбиралась по ветвям дубов. Илистый берег лагуны заливало сияние, лес мерцал тысячами светлячков. Киа в белом струящемся платье с чужого плеча вальсировала под стрекот кузнечиков и леопардовых лягушек. Ладони ее скользили вдоль шеи, ласкали тело, спустились к бедрам. Она видела Чеза Эндрюса. Представляла, что это он касается ее. Грудь ее вздымалась. Никто еще не смотрел на нее так, как он. Даже Тейт.
