И махнула опять. Скок смотрел прямо на нее, но даже не шевельнулся.
Выкрутив румпель, Киа круто развернулась назад, прочь от берега. И тут из тумана выступил большой катер, за штурвалом стоял шериф. По бокам катера – две моторки, а по пятам за ними – торнадо.
Киа, поддав газу, наметила курс меж катящихся валов, и лодка понеслась в открытое море, подскакивая на белых гребнях. Киа хотела добраться кратчайшим путем до болота, но катер шерифа был слишком близко, того и гляди перехватит.
Море уже не просто волновалось, а вскипало. Киа неслась прямо на грозу, опасность становилась все ощутимей. Спустя секунды хлынул ливень. Киа мгновенно вымокла до нитки, мокрые волосы липли к лицу. Она встала носом к ветру, чтобы не перевернуться, но нос лодки захлестнуло.
Зная, что их катера быстрее, Киа под шквалистым ветром рванула вперед. Вдруг удастся затеряться в этом хаосе или броситься в море и вплавь добраться до берега? Киа уже прикидывала, как прыгнуть в воду, – казалось, так проще всего спастись. Берег близко, и наверняка есть подводное течение, которое подхватит ее. Не успеют они оглянуться, а она уже будет далеко. Так, высовываясь время от времени из воды, доберется она до берега и скроется в зарослях.
За спиной, заглушая вой ветра, ревели моторы. Все ближе и ближе. Но Киа была не из тех, кто сдается. Надо прыгать, прямо сейчас. Но катера уже сгрудились вокруг нее стаей серых акул, обложили со всех сторон. Одна из лодок просвистела перед ней, задев нос бортом. Киа отбросило назад. Шериф схватил ее лодку за планширь, вокруг бесились волны. Двое полицейских прыгнули к ней в лодку, и помощник шерифа прокричал:
– Мисс Кэтрин Кларк, вы арестованы по подозрению в убийстве мистера Чеза Эндрюса. Вы имеете право хранить молчание…
Дальше она не слышала. До конца никто никогда не дослушивает.
38
Воскресный судья
1970
Киа заморгала от яркого света ламп над головой и от солнца, бившего в высокие, от пола до потолка, окна. Два месяца провела она в полумраке, а теперь, когда глаза привыкли к яркому свету, увидела за окнами край болота, ветвистые дубы, ковер из пышных папоротников, вечнозеленого остролиста. Она залюбовалась живительной зеленью, но чьи-то уверенные руки уже подтолкнули ее к длинному столу с рядом стульев, на одном из которых сидел Том Милтон, ее адвокат. В зал суда ее привели в наручниках, и ладони, будто сжатые в молитве, затекли. Киа была в строгих черных брюках и простой белой блузке, за спиной коса; на публику она и не оглянулась, но ощущала присутствие людей, собравшихся посмотреть, как ее будут судить за убийство. Увидеть ее в наручниках. Ее замутило от запаха пота, застарелого сигаретного дыма, дешевых духов. Когда она приблизилась к скамье подсудимых, гул в зале стих, по рядам пронесся шепоток; все звуки она слышала будто издалека, их заглушало ее дыхание, прерывистое, натужное. Пока снимали наручники, она разглядывала гладкие сосновые половицы, затем тяжело опустилась на скамью. Двадцать пятое февраля 1970-го, девять тридцать.
Том наклонился к ней и шепнул: все будет хорошо. Киа не ответила, лишь посмотрела ему в глаза, ища в них искренность, хоть какую-то надежду. Не то чтобы она верила в хороший исход, просто впервые за всю жизнь полностью полагалась на другого человека. Осанистый, несмотря на свои семьдесят один, с густой шевелюрой, Том носил старомодные полотняные костюмы с непринужденным, хоть и слегка комичным изяществом сельского джентльмена. Двигался он плавно, говорил негромко, с лица не сходила благожелательная улыбка.
Судья Симс назначил было для мисс Кларк молодого адвоката, поскольку она не воспользовалась правом выбрать себе защитника, но узнавший об этом Том Милтон вызвался представлять ее интересы бесплатно, хоть он уже и удалился от дел. Как и все, он был наслышан о Болотной Девчонке и за последние годы видел ее не раз: то она бесшумно скользит в лодке сквозь плавни, то выскакивает с покупками из магазина – воровато, как енот из мусорного бачка.
Два месяца назад он впервые навестил Киа в тюрьме, она сидела за столом в темной клетушке. На него девушка даже не взглянула. Том представился, сказал, что будет ее защищать, но она не ответила, не подняла глаз. Ему захотелось ласково коснуться ее руки, но что-то его удержало – то ли ее напряженная поза, то ли глаза, отстраненные и безучастные. Пытаясь поймать ее взгляд, он принялся объяснять, как проходит судебный процесс, чего ей ожидать, а затем стал задавать вопросы. Но она молчала, не шевелилась, не смотрела на него. Когда ее уводили, она обернулась, глянула в крохотное окошко на небо. Над городской пристанью кричали чайки, и казалось, она видит их голоса.
Когда Том пришел во второй раз, то достал из бурого бумажного пакета подарочное издание и положил перед Киа на стол. Называлась книга “Редчайшие раковины мира”, внутри – роскошные иллюстрации, раковины из самых отдаленных уголков планеты, в натуральную величину, написанные маслом. Киа, приоткрыв рот, медленно листала страницы и кивала. Том дал ей время налюбоваться. А потом заговорил, и на этот раз Киа посмотрела ему в глаза. Спокойно и терпеливо стал он растолковывать, что происходит в суде, даже набросал схему зала – со скамьей присяжных, местами судьи, адвоката, подсудимого. И пририсовал судебного пристава, судью, секретаря, объяснив роль каждого.
Как и при первой встрече, он перечислил улики против нее, попытался расспросить, где она была в ночь гибели Чеза, но Киа спряталась в свою раковину, стоило упомянуть о подробностях. Когда Том собрался уходить, Киа через стол придвинула к нему книгу, но адвокат сказал:
– Нет, это вам. В подарок.
Киа закусила губу и часто заморгала.
* * *
И вот Киа в зале суда; Том пытался отвлечь ее от суеты, показывал на рисунке, что где, но он зря старался. Без четверти десять все места были заняты, зал гудел от голосов, постоянно прорезались в шуме слова: улики, смертный приговор. В глубине зала имелся балкон на двадцать мест, предназначенный для черных, однако в тот день сидели там в основном белые, черных лишь несколько человек, ведь и подсудимая, и жертва – белые. Отгороженный закуток впереди занимали журналисты из “Атланта Конститьюшн” и “Роли Гералд”. Те, кому мест не хватило, жались вдоль дальней стены и под высокими окнами. Ерзали, перешептывались, сплетничали. Болотную Девчонку обвиняют в убийстве, больше ничего вразумительного. Воскресный Судья, местный кот, – с черной спиной, белой мордой и черной маской вокруг изумрудных глаз – растянулся в лужице солнечного света на широком подоконнике. В здании суда он жил уже много лет, да не просто так – ловил в подвале крыс, а в зале суда – мышей.
Баркли-Коув – первое поселение, основанное на этом изрезанном, болотистом участке побережья Северной Каролины, – был провозглашен центром округа, и первое здание суда здесь построили в 1754-м. И хотя потом расцвели соседние города, вроде Си-Окс, администрация так и осталась в Баркли-Коув.
Первое здание суда, деревянное, сгорело почти дотла в 1912-м от удара молнии. Через год на том же месте, на пятачке в конце Главной улицы, построили новое – двухэтажное, кирпичное, с высокими окнами, отделанными гранитом. К началу шестидесятых сюда вплотную подобралась болотная растительность – злаки, пальмы, даже камыши – и заполонила некогда ухоженный двор. Заросшая водяными лилиями лагуна каждую весну разливалась и за годы подмыла часть тротуара.
