«Винсент Змаровский, – продолжил свою сводку Азейрас, – сын диссидента Иосифа Змаровского, сбежавшего в Австралию из Советского Союза в середине шестидесятых годов. Там, в семьдесят третьем году и родился Винсент. Дома в семье Змаровских всегда говорили только по-русски, поэтому он совершенно свободно владел этим языком и в девяносто третьем, когда Союза и социализма уже не стало, молодой Винсент решается отправиться на родину отца, которую всегда считал и своей родиной – в Россию. Здесь быстро заработал приличные деньги на продаже компьютеров, принтеров и прочей оргтехники. Но деньги не радовали молодого бизнесмена. В начале двухтысячных он отправился в путешествие в Тибет, чтобы понять смысл жизни и ответить на многие мучающие его духовные вопросы. Его не было три года, а когда вернулся, то стал помогать одному дому-интернату для инвалидов, находящемуся на отшибе одного из городков Московской области.
Не просто помогал финансово, встречался с проживающими там людьми, много с ними беседовал, можно сказать, даже проповеди устраивал. И в какой-то момент четырнадцать человек настолько прониклись его идеями, что воспринимали его ни больше, ни меньше, а как духовного наставника. Надо сказать, что, несмотря на посещение Тибета, идеи Змаровского были совсем не буддистскими. Все дело в том, что в желании осмыслить мироздание, в процессе общения с ламами и в медитациях, он вспомнил все: и Мриа-фа, и Андромеду, и меня с тобой. Ты же сам знаешь его отношение к инволюции? Вот весь этот свой протест, копившийся миллиардами лет, он и проповедовал инвалидам. В какой-то момент его ученики пришли к выводу, что все, что случилось с ними, несправедливо, что они жертвы, а Бог монстр, и чтобы вырваться из этого ада, им просто нужно… умереть. Покинуть, так сказать, свои несовершенные уродливые оболочки.
Ты сам понимаешь, что людям с ограниченными возможностями внушить все это не представляло особой сложности. И когда встал вопрос: «А как это осуществить?», – Змаровский и предложил им исполнить избавление лично, то есть убить их. День был выбран не случайно – седьмого марта. Винсент собрал в одной комнате своих учеников, что доводилось достаточно часто и не вызывало подозрения, накрыл в честь праздника персоналу стол, обрезал телефонный провод, поставил глушилку GSM
[23] связи, а затем запер работников интерната в актовом зале. Сам же отправился убивать четырнадцать человек, которым в течение полутора лет за гаживал мозг своими «оппозиционными» идеями, а по сути, склонял к суициду. В момент бойни, та самая старушка, про которую ты упомянул, вдруг пришла в себя и передумала умирать, и Змаровский без проблем исполнил ее просьбу, потому что это был ее выбор. Но радости ей потом это не принесло. Десятки допросов как свидетеля, интервью с журналистами, не считая серьезного сбоя в психике после увиденного. Через восемь месяцев она умерла своей смертью…»
Это было слишком важно для Зеттатеррона, чтобы ограничился рассказом Азейраса. В МИБ уже нашлась сцена происшедшей в тот день бойни…
Змаровский стоял посередине большой комнаты, опущенная вниз рука сжимала пистолет. Новоиспеченного духовного наставника окружали инвалидные кресла с готовыми принять смерть учениками. Времени было немного. Возможно, сотрудники дома инвалидов уже поняли, что их закрыли и пытались взломать дверь. Но отказать в последнем слове людям, готовым добровольно разорвать физические кандалы и покинуть этот убогий мир, космический проповедник Ишас не мог: «То, что мы сейчас сделаем, это не только избавление от незаслуженных страданий, это плевок Богу в лицо, который потерял разум, создав эту Вселенную, а вместе с этим – бросил своих детей на растерзание боли и несправедливости! Он опустил разумных существ до уровня микробов, единственное предназначение которых – приносить ему информацию для саморазвития. Это мясорубка бытия создана только для того, чтобы наш Создатель хлебал нашу кровь, иначе это и не назовешь. Ему глубоко плевать на наши страдания, потому что он упивается ими. Он безжалостен и совсем не любит нас, сколько бы нам не вкладывали это в уши современные конфессии. Так готовы ли вы устроить бунт и показать, что мы не смиренные овцы, не божьи твари, а свободные и разумные Существа, готовые сами творить свою судьбу? Готовы ли вы сбросить эти несовершенные искалеченные тела, как старую одежду и обрести новую жизнь без границ?» «Да!» – кричали ему в ответ. Медлить было нельзя. «Меня, меня!» – раздалось слева и Змаровский начал свое кровавое избавление, всадив пулю в человека, желающего умереть первым. Выстрел, еще. «Аллилуйя!» – выкрикнул кто-то и тут же был застрелен прямо в лоб. Гильзы падали и звенели, как колокол, оглашающий о смерти. Кровь стекала по убитым телам и падала на пол, словно весенняя капель. Наконец, магазин пистолета опустел, оставив наследие в виде восьми бездыханных тел. В тишине паузы смерти он громко звякнул о пол. На его место встал новый, несущий в себе еще четыре пары потенциальных трупов. Щелчок передернутого затвора оповестил о продолжении кровавой вакханалии.
Одна из инвалидов – пожилая женщина, глядя на творившееся безумие и смерть, вдруг осознала, что совсем не хочет умирать. Почему-то ей не сильно верилось, что эта учесть минует ее, но, когда дуло пистолета посмотрело ей в лицо, она прошептала: «Нет, я не хочу…» Змаровский на пару секунд задержал на ней взгляд, а затем отвел оружие и прошел дальше.
У Винсента была любимица – девушка по имени Кира. Когда ей было чуть больше двадцати, зимой в мороз грабитель попытался сорвать с нее шапку. Она оказала сопротивление, получила удар в лицо, от которого потеряла сознание, а очнулось уже в больнице. Обморожение и ампутация двух кистей рук и двух ступней ног. Девушка жила с отцом и мачехой, заботиться о ней было некому, и вскоре ее сдали в дом инвалидов, где провела больше пяти лет. До трагедии была настоящей красавицей, но плохой уход и не проходящая депрессия сделали ее похожей на увядший цветок. Когда были застрелены все, кроме передумавшей старушки, Змаровский подошел к ней и произнес:
– Я не буду спрашивать, каково это быть цветущей и желанной и потерять все в один миг… Я не буду спрашивать, что значит каждый день просыпаться с мыслью о вопиющей несправедливости, когда твое тело – это монумент разбитой в дребезги жизни… Я спрошу только одно: ты хочешь секса? Хочешь меня прямо сейчас?
Секса у девушки не было пять лет, а хотелось, и иногда очень сильно. У нее даже не было рук, чтобы удовлетворить саму себя. Для Киры Змаровский и так был героем и наставником, а тут такое предложение… Она не знала, как ответить и просто начала судорожно кивать головой. Винсент подхватил ее и посадил на близстоящий стол, оставаясь стоять напротив. В такой позе они и начали акт соития. В момент женского оргазма, когда Кира кричала и изгибалась, стуча культями рук по столу, Винсент засунул ей в рот ствол и выстрелил. Капельки ее крови забрызгали ему лицо, а обмякшее тело безобразно распласталось на плоскости стола. Пистолет, как будто надоевшая игрушка, был небрежно брошен на пол. В наступившей тишине стало слышно, как ломают дверь актового зала.
Застегнув ширинку, Змаровский повернулся и окинул взглядом замершую картину. Старый деревянный пол со временем просел и вся кровь, вытекающая из убитых, собралась в центре комнаты в гигантскую алую лужу. Она настолько сильно контрастировала с бледным исшарканным линолеумом, что казалось светиться красным цветом. Старушка закрыла руками лицо. Ее голова тряслась. Было непонятно, то ли она плачет, то ли просто шокирована. Змаровский вытер лицо носовым платком, достал сигарету и закурил. Взглянул на часы. На все про все ушло чуть больше шести минут. Не обращая совсем никакого внимания на оставленную им в живых женщину, спокойным шагом проследовал к выходу…
