И тем ни менее сигнал не потух. Что-то держало на плаву, казалось бы, этого падшего маниакального человека.
Домик, в котором отсиживался Змаровский, был вполне обычным для местного садового товарищества: неотапливаемая прихожая, большая основная комната, из которой лестница вела на второй этаж. Ничего шикарного, но в целом довольно уютно. Винсент арендовал эту дачу еще в конце сентября, было рискованно лишний раз мелькать в городе, где его фотографии весели на стендах «Их разыскивает милиция», и вообще, хотелось одиночества и уединения. Он планировал улететь в Израиль еще полмесяца назад, но дела с новым паспортом затянулись, и теперь, в ноябрьском холоде он постоянно жег камин и спал прямо возле него на потертом просиженном диване.
Зеттатеррону не хотелось являться перед старым знакомым нагим, но взять с собой в астральный мир физическую одежду нельзя. Другие способы появления в пустынном от прихода холодов дачном массиве – слишком иррациональны. Но выход был найден: Зеттатеррон материализовался из астрального в физическое тело в холодной и пустой прихожей дачного дома. Змаровский находился за стеной. В темноте Андрей нашел спортивные штаны и свитер. Облачившись в них, распахнул дверь и зашел к старому доброму Ишасу, неведомо какими путями, оказавшемуся не только на планете Земля, но и в одной и той же с ним стране и даже в одном и том же городе.
Змаровский сидел в кресле при выключенном свете и смотрел на играющий огнем камин. В руке дымилась сигарета, а рядом на подлокотнике лежал пистолет. Никакого испуга от неоткуда взявшегося человека Винсент не испытал, а лишь повернул голову, окинул взглядом незваного посетителя, и едва заметно ухмыльнувшись, снова стал смотреть на пламя, бликами которого освещалось его усталое лицо.
– Меня нельзя застрелить, – Зеттатеррон подумал, что спокойствие Змаровского связано в первую очередь с наличием пистолета, не мог же он, вот так, с чистого листа, понять кто к нему пришел; не напугаться и даже не удивиться.
– Это не для тебя, а для меня, – спокойным голосом ответил Винсент.
– Ты что знаешь, кто я? – и, хотя Зеттатеррон был в курсе, что Ишас в этой физической жизни вспомнил все, было удивительно, как он признал старого знакомого в обычном незнакомом человеке.
– Ты каратель… Но это так, чтобы ты понял, что я в курсе. На самом деле ты шавка кучки менталов из Андромеды и падшей богини, которая не хотела работать и сделала из тебя уборщика, и тебе, видно, это вкатывает, хотя ты давно и не принадлежишь самому себе.
– Если ты так презираешь Богиню, зачем же будешь целовать ей ноги? – Зеттатеррон старался не обращать внимания на провокации в виде умышленных оскорблений, хотя в этом вопросе тоже скрывался некий сарказм, ведь сцена с участием Розенталя и Соколовой до сих пор стояла у него перед глазами.
– Ты вообще о чем? – Змаровский еще даже не стал Розенталем, не говоря уже о знакомстве с Соколовой, он просто не знал будущего и не мог понять, что говорит незваный гость. Но в нем, как будто, произошло осмысление этой фразы в виде метафоры, и начал отвечать: – Потому что вы все поучаствовали в ее падении. Вы все предали ее. И ты в первую очередь. Если бы она не нашла в кого запаять эту долбанную сингулярность, то проблему пришлось бы решать другим способом. А у тебя были амбиции. Ты спал и видел, как сожжешь ту планету.
– Как тебе удалось все это вспомнить? – продолжал задавать вопросы Зеттатеррон, отметив про себя своеобразный взгляд Ишаса на те давние события.
– А у тебя не вышло? – усмехнулся Винсент. – Просто я долбился головой в бетонную стену. Год, два, три… Я не мог понять, что происходит, кто я, почему я живу, почему эти люди вокруг живут, и живут именно так… Есть ли, наконец, Бог? И почему, если он есть, допустил все это? Обычный юношеский максимализм, развившийся в непреходящую депрессию. Но лучше бы я не вспоминал…
– Да уж, и правда, лучше б не вспоминал. Может быть, тогда бы не расстрелял тринадцать инвалидов? Что же такого ужасного ты вспомнил, Ишас, что устроил эту бойню? Что не придет добрый Бог с небес и не исправит косяки человечества, да и вообще любой цивилизации? Что всего нужно добиваться самому, да и вообще трудиться, чтобы развиваться и укреплять структуру…
– Бла, бла, бла! – перебил Змаровский Андрея. – Надоела эта гнилая идеалистическая надстройка. Вы все не хотите видеть сути – мы нелюбимые дети, мы сырье. Я как-то спросил этого политикана – твоего ментального другана: «Если Бог дарует жизнь, но все рано или поздно умрут, то может быть, Бог дарует смерть?» И знаешь, что он мне ответил: «Жизнь и смерть – это одно и то же. Не было бы смерти, не существовало бы жизни!» Какой замечательный ответ, для ментала, не рождавшегося ни разу даже в астральном теле и живущего миллиарды лет!
– И ты даровал этим людям смерть… Не жизнь.
– Ты думаешь, я сейчас буду тебе что-то объяснять или оправдываться? Я знал, что делал и знаю, что меня ждет. Давай лучше спросим, что даруешь ты? Что ты создал за это время? Кому ты помог? Чьей болью ты проникся? Я знаю, к чему ты ведешь. Хочешь зачитать приговор. Ты читаешь их как молитву. А кому ты молишься? Сегодня твой сигнал есть, а завтра нет, и ты сам превратишься в ненужный никому кал. Ты целую вечность обрывал жизни в их низшей точки падения, не давая шанса все изменить и пойти вверх. Ты не каратель, ты убийца похлеще меня. Потому что я знал, что у этих людей уже не вырастут ноги и руки, они не смогут ходить и жить той жизнью, которой заслуживают. А что знал ты, кроме непроходящей жажды мести за собственную боль? Ты будешь гореть в аду за то, что сделал!
Змаровский, или Ишас, тут трудно было определить, кто сейчас говорил больше, но эмоциональный посыл был завершен и человек в кресле смотрел на своего оппонента, ожидая от него хоть какую-то реакцию. Но реакции не было. Холодные глаза Зеттатеррона веяли звездным ветром далекой галактики, который не мог никого согреть на этой чуждой ему планете. Неожиданно он едва заметно усмехнулся и совершенно спокойно ответил:
– Напугал. Ад давно стал моим домом.
Это было обескураживающе.
– Было бы, чем гордиться, – парировал Ишас.
Настала тишина. Прогорающие дрова все еще потрескивали в камине.
– Прения пора заканчивать. На самом деле, Винсент Иосифович Змаровский, – это конец. В память о нашем прошлом и в знак уважения к тому, что ты вспомнил свои нефизические жизни, я предлагаю тебе отправиться в милицию и сдаться с повинной. Самому.
– Ты все-таки его зачитал. Свой приговор. Это сильнее тебя. В этом весь ты. Прости, Зэт, но не сегодня, не сегодня…
В следующий момент Змаровский запихал себе в рот пистолет и выстрелил…
Часть деревянного пола в доме вдруг провалилась, как будто это был асфальт, под которым образовалась вымытая грунтовыми водами пустошь. Из этой темной дыры, прямо в комнату, въехала черная металлическая клетка. Это удивило даже Зеттатеррона, но астральное тело Змаровского, бросив в кресле остывающий биологический труп, спокойно поднялось и подошло к ней. Как будто для только что умершего в физическом мире Ишаса все давнымдавно было предрешено, и он даже не пытался чего-то изменить, или просто не видел в этом смысла. Открыв дверцу, он зашел вовнутрь. Одарив карающего ангела прощальным взглядом, без какой-либо злобы или укора, помахал на прощание и стал опускаться в бездну. Куда шел этот лифт, было и так понятно. «Прощай, друг, – ответил Зеттатеррон. – У тебя еще все впереди. Твой сигнал не потух. Ты нужен Ему… Ты нужен нам всем».
