Все ядра галактик были единым целым. Каким-то непостижимым образом, они связаны между собой. Не существовало отдельного Сознания Андромеды, или Большого Магелланова Облака. Это одно, действительно, «гипер»-Сознание на всю Вселенную. Наверное, там и поселился Бог после большого взрыва. Поэтому в момент слияния Андромеды и Млечного Пути ничего принципиально не поменялось бы. И уж тем более центром новой галактики не стал бы Азейрас. Но ядро специально посеяло в разумах менталов сомнения в виде падшей Богини. И кто-то, глядя на нее, решил, что сам достоин занять это место, а кто-то спасал ее тысячи лет. Каждый проявил свою суть, но правда заключалась в том, что Соколова была обычным менталом, который эманировал из ядра, как и триллионы других. Она просто исполнила роль катализатора.
На этом информация, содержащаяся в послании, исчерпывалась. Она пришла к Зеттатеррону просто в виде какого-то понимания. Как иногда бывает, когда на какую-то секунду, вдруг осознаешь: в чем все-таки заключается смысл жизни…
На фоне своей звезды – голубого карлика, Азейрас смотрелся гордо и даже завораживающе. Его метальное тело, никогда не рождающееся в более плотных мирах, выглядело как светящийся эллипсоид без выраженных конечностей. Ореол из такого же белого свечения окружал голову, что создавала эффект седых волос. И хотя эта метафора приходило на ум, лишь тем, кто прошел биологические тела людей, Азейрас был одним из первых мента-лов, кого эманировало ядро, оттого седина ему шла. В понятии земных людей, он вообще был вечен, так как осознал себя еще до появления планет Солнечной системы. Его «плотное» Сознание создавало невероятное напряжение при прохождении сквозь него божественной волны, которое преобразовывалось в неудержимую энергию, далеко вырывающуюся через шесть каналов во все стороны в виде обратно закрученных спиралей. «Зеттатеррон, неужели ты, и вправду, поверил, что я хотел уничтожить тебя? Да, я давно мечтал, чтобы ты послал эту недостойную твоего внимания деградирующую Богиню. Кроме того, что она поместила в тебя сингулярность, она не сподобилась больше ни на что! Всему учил тебя я. Это я придумал, как тебе обрести это совершенное тело, в котором ты стал единственным существом во Вселенной имеющим власть во всех трех населяемых мирах: ментальном, астральном и физическом. С такими возможностями мы перевернем Мир! А еще через четыре миллиарда лет я стану Гиперсознанием огромной галактики, и, слышишь, ты, ты будешь единственным – кому я буду передавать свои видения и доверять самые масштабные дела! Это не она твоя Богиня, это я твой Бог!»
Азейрас все еще верил в эти сказки. Послание ядра было для него недоступно, как и для всех в мире мыслей, что в очередной раз доказывало, что он никакой не бог, а обычный ментал.
Глава 18
– Давай, давай, – вступил в разговор Чернов. – Почуял, с кем связался, говнюк? – похоже, майор тоже не желал быть «хорошим полицейским», так накипело у чекистов после первой встречи в кафе.
Андрей не отрывал взгляда от крышки стола еще где-то с минуту. Он выглядел настолько мрачным и отрешенным, что опера ФСБ уже не сомневались, что полностью подмяли его под себя. А затем допрашиваемы поднял взгляд на Иванова и спросил:
– Ты, правда, хочешь знать мое настоящее имя?
– Ну, наконец-то, дошло, – ехидно ответил капитан.
– Тогда слушай:
Вселенная, созданная Богом Ведет к эволюции Сознания.
В бесконечности белого круга Каждое Сознание несет свой сигнал.
Никто не может воспрепятствовать Божественному замыслу!
Слеза Бога по потухшим сигналам не имеет конца.
Космический закон един для всех.
Он беспристрастен.
Он всесилен.
Он конечен.
Он и есть Божественная энергия.
Да будет она ниспослана как Великая Миссия самоочищения в Сознание Избранного.
И не будет в нем ни власти, Ни корысти, Ни умысла, Ни страха, Ни жалости, Ни сострадания.
И да будет Имя ему дано – Зеттатеррон!
Пару секунд Иванов еще сохранял свою изначальную позу, смотря пустыми глазами в никуда, а затем просто уткнулся лицом в стол. Из его головы торчала шариковая ручка, та самая, которую минуту назад он пододвинул к допрашиваемому информатору вместе с бумагой. Движение, которым Зеттатеррон вогнал в череп капитана канцелярский прибор, было настолько стремительным и неуловимым, что Чернов сразу не понял, что произошло. Ручка была дорогой, металлической и вошла в голову почти наполовину. А когда майор осознал, что его напарника только что убили таким незатейливым способом, то был настолько шокирован, что хаотично стал хлопать себя рукой по боку, пытаясь под пиджаком нащупать кобуру. Когда оружие, наконец-то, было извлечено, Зеттатеррон уже поднялся со стула, а одежда его просто рухнула на пол, провалившись сквозь неосязаемое тело. Стрелять стало совершенно бессмысленно, но опер методично всаживал в полупрозрачного Андромедова пулю за пулей, которые просто врезались в бетон, отбивая штукатурку. На четвертом выстреле Чернов остановился, с ужасом в глазах взглянул на неуязвимого врага и выбежал прочь из кабинета.
Нужно было вывести Соколову, других целей в ОВД у карающего ангела уже не существовало. Она находилась через два кабинета. Всего несколько метров по коридору и… В этот момент за дверью послышался топот тяжелых армейских ботинок. Зеттатеррон вышел из кабинета и увидел, что все пространство узкого коридора заполнено бойцами спецназа. Увидев перед собой абсолютно голого человека, они на секунду опешили, а затем их командир по фамилии Бурый, заорал: «На пол, руки за голову!» Спецназовец вскинул вверх автомат, но не сделал больше ни шагу. Его смутил не нагой вид противника, и даже не странное отсутствие у него какого-либо оружия, он просто заглянул в глаза этому ненормальному человеку и понял, что не может быть так, что наличие двух десятков здоровых вооруженных мужиков не вызвала абсолютно никаких эмоций. «Если вы пропустите меня и дадите мне вывести из здания девушку, – ответил Андрей, – то все останетесь живы». Кто-то не выдержал и заржал, не дождавшись реакции командира. «И чем же ты нас будешь убивать? Писуном?» – отреагировал Бурый и смеяться стали все.
Смех начинал стихать как-то неестественно, как будто замолк расстроенный оркестр. Где-то в дальних рядах еще слышалось басистое «хи-хи», но тем, кто стоял впереди, было уже не до шуток. Голый и до потешной тупости наглый человек вдруг стал подниматься вверх, зависнув между полом и потолком. Затем облик стал меняться. Как будто внешнюю оболочку поглощало внутреннее содержимое, выдавливая наружу что-то свое. В отдалении это напоминало таяние воска: форма растворялась в единую массу, а затем вдруг начинала приобретать себя заново в совершенно другом виде. Прошел всего полминуты, а от голого чудака не осталось и следа. Кто теперь предстал перед ними, спецназовцы так и не поняли, но существо выглядело жутко. Светящее бледно-голубым тело не имело четкого очертания; огромные черные глаза походили на космический вакуум; вокруг головы – нимб из желтого свечения, а из-за спины, напоминая шестиконечную звезду, вырывались голубые лучи, каждый из которых состоял из пары обратно закрученных спиралей. Пространство заполнилось рваным гулом. Но больше всего в ужас ввергала черная воронка в районе груди, которая одновременно засасывала разум в пучину небытия и горела в какомто невидимом простому человеческому глазу спектре. Это горение можно было только ощутить внутренней бессознательной сутью и то до того момента, пока эта суть не перетекала в живот липким давящим страхом. Именно так и выглядел Зеттатеррон, прячась все это время за ширмой адаптивной проекции Фролова.
