– Не надоело им вот так стоять? – спросил вдруг Ипат. Он хмурил брови и, как всегда, ничего не понимал. Мы, впрочем, тоже.
И тут я увидел, что и от Ипата бывает польза, когда надо учинить то, что всякие умники называют мозговым штурмом. Сам-то Ипат догадливостью не блещет, но иной раз задаст такой вопрос, что у тех, кто рядом с ним, в мозгах внезапно что-то щелкнет.
– Значит, не надоело, – сказал Ной, а у самого такой вид, будто он сейчас разродится гениальной мыслью: то ли откроет новый закон природы, то ли придумает, как обжулить самого императора. Но Илона успела раньше.
– Они ждут, что первый шаг сделаем мы, – сказала она.
– Это почему же? – встряла Семирамида.
– Не знаю. Просто чувствую.
– Чувствует она! – Семирамида громко фыркнула. Однако Ной поддержал дарианку:
– Эти бабы ждут, что мы предпримем, – сказал он. – От солдат-мужиков они получили сведения: неизвестный корабль прорвал силовое поле и вырвался, не причинив местным особого вреда, кроме того, что взял пленного. Ну, пленного мы отпустили… Теперь они знают, что мы как минимум не собираемся нападать. А с чем мы прилетели – не знают. Вот и ждут.
Ипат сразу обрадовался.
– Ну, так давайте расскажем им про имперскую пирамиду и предложим вступить в нее!
– Погоди. – Ной чесал ухо, размышляя. – Они нас на хрен пошлют, если мы вот так сразу… Надо подумать…
– Они по домам разойдутся, пока ты будешь думать, – сказала Семирамида. – По этим… по казармам. Думай быстрее.
– Постараюсь специально для тебя, – ухмыльнулся Ной. – А ты пока развлеки их чем-нибудь. Песню им спой, что ли.
– Я не в голосе.
– Может, им и так понравится.
– Не хочу!
– Делай, что он говорит, – угрюмым басом сказал Ипат.
Ого! Наш командир начал командовать. Сейчас, думаю, сладкоголосая ему выдаст! Заизолировать, что ли, Ноя, чтобы думал в тишине?
Однако я ошибся. Наверное, ссориться с Ипатом не входило в планы нашей сладкоголосой.
– У меня тут большая библиотека, – сказала она. – Цезарь! Помнишь, ты сам закачал ее в память корабля? Еще на Зяби?
Я сказал, что помню.
– Прикажи кораблю читать им вслух, а они пускай послушают.
– Да запросто!
Вреда от этого дела я не видел никакого, да и из наших никто не возражал. Конечно, я приказал «Топинамбуру» читать эти книги в переводе на местный язык и притом так, чтобы внутри корабля мы ничего не слышали. Знаю я эту библиотеку, совал в нее нос. Там одни любовные романы: и наши, зябианские, и импортные, что торговцы привозят на Зябь вместе с сериалами. Если бы мне предложили на выбор: слушать эту чувствительную лабуду или с утра до вечера копать землю, я бы сразу и с большой охотой схватился за лопату.
Ной ушел в себя, разрабатывая дипломатический план. Я все-таки не стал помещать его в звукоизолированную камеру, потому что никто особенно не шумел. Да и вообще, я сколько раз замечал: начнешь специально думать о чем-нибудь важном, найдешь для этого дела местечко, где тишина и покой, – нипочем не выдумаешь ничего путного. А если, наоборот, идешь и ни о чем таком не думаешь или, скажем, мчишься на механической повозке и озабочен только тем, как бы не съехать в канаву и не задавить глупого слона, то – бац! – вот оно, решение. Будто молния вспыхнет или кто-то неожиданно хватит тебя кулаком по голове. Откуда только что берется!
Вот и Ной, думаю, такой же. И вообще жуликам редко приходится соображать в тишине и покое.
Час прошел – никакого результата. Полтора часа прошло – Ной опять ничего не выдумал. Семирамида зевнула и устроилась спать, а «Топинамбур» все читает и читает вслух. Тут-то я и заметил странное: одна из женщин-солдат опустила свое оружие. Наверное, устала держать его наперевес. Еще прошло какое-то время, глядь – все опустили свои стволы и внимательно так прислушиваются к тому, что бормочет им «Топинамбур». А одна вдруг села на бетон и натурально разревелась. Сидит, слезы рукавом утирает, и никто ей не гаркнет: очухайся, мол, и марш в строй.
Наши и без того не забывали следить за тем, что делается снаружи, а тут и вовсе глаза вытаращили. Семирамиду разбудили. Она нам: а что, мол, тут удивительного? Это же чувства! Это же приятное волнение, любовь, страсть, ревность и все такое прочее! Тут и дерево расчувствуется, не то что какие-то андроиды!
Насчет дерева не знаю, и вообще вы мне про всю эту любийственность не рассказывайте, меня с нее воротит. Любовь хуже болезни. Если бы Ипат втрескался не в Илону, а еще в кого-нибудь, я бы эту парочку, пожалуй, высадил на необитаемую планету для излечения и подержал бы там недельку-другую. Но Илона ничего… можно. Уж лучше она, чем другая, потому что простуда куда лучше чумы.
А «Топинамбур» тем временем знай себе декламирует, и воительницы все как одна носами шмыгают, из уголков глаз костяшками пальцев слезы выковыривают. Строй нарушили. Одна села возле нашего бывшего пленника, прислонилась к нему и давай его гладить по голове. Тот дернулся было, но ничего, стерпел, а потом, кажется, и размяк. Зрелище было занятное, да только я не стал долго смотреть, потому что тошно стало.
Слышу: наши уже обсуждают, кого послать на переговоры, и ссорятся. Ипат говорит, что к женщинам должен идти Ной, а к мужикам – Семирамида. Ной вроде не против, зато наша сладкоголосая едва не устроила скандал: почему это, говорит, я, а не Илона? Ной ей в ответ: нужно послать самую яркую и обаятельную. И подмигнул Илоне незаметно – та все поняла и не стала спорить.
На том и порешили. Семирамида успокоилась. А когда «Топинамбур» дочитал слушательницам первый роман, одна из них попросту и даже без оружия подошла к «Топинамбуру» и постучала в него, будто в дверь. Стучит, а сама всхлипывает. И прочие тоже шмыгают носами. Ну, я не стал присутствовать при переговорах, не мое это дело, а улизнул в свою каюту и начал думать вот о чем: вербовка теперь, пожалуй, состоится, а что будет, если хозяева этих андроидов не погибли в галактических войнах и не позабыли об этой планете, а просто затаились где-то и молчат до поры? Вот завербуем мы эту планету – я окрестил ее Казармой, чтобы было какое-то название, – а ну как прилетят настоящие хозяева, да и врубят свой кодированный сигнал: сборщиков дани с Зяби уничтожить, полностью отмобилизоваться, захватить корабль, размножить биозвездолеты и лететь завоевывать Зябь?
Запросил «Топинамбур» насчет раскодировки – тот ответил, что есть надежда управиться не за год, а за полгода. Нет, думаю, это никуда не годится.
Прислушался к переговорам: представительница женщин-андроидов уверяет, что мы-де открыли глаза всему ее народу, потому что он, народ, не знал, что можно еще и так жить, а Ной знай себе улыбается да поддакивает. Дело шло на лад, и я вот о чем подумал: раз уж здешние андроиды реагируют на радиосигналы, то тут должны быть мощные ретрансляторы – либо орбитальные, либо понатыканные по всей планете. «Топинамбур» сказал, что не заметил на орбите никаких искусственных тел, а насчет наземных ретрансляторов держался того же мнения, что и я. Тогда я решил: надо вписать в договор пункт о непременном уничтожении этих самых ретрансляторов. Когда в переговорах возникла пауза, я утащил Ноя к себе и все это ему высказал. А он на меня накинулся:
