– Пока нет.
Он жамкал бороду в кулаке, скреб пух на черепе и вслух надеялся:
– Ладно, подождем еще. Он еще малыш. Вот когда подрастет…
Этот «малыш» был уже ростом с хорошего свинобуйвола. Хотя я понимал, что уж если «Топинамбуру» положено стать таким же, как корабль Ларсена, то ему еще расти и расти. Хорошо, хоть рос он как на дрожжах.
– У него должна быть наследственная память, – сказал однажды Сысой. – Там все есть: и сведения об астронавигации и о населенных планетах, и, наверное, содержание вот этой инструкции. – Он указал на фолиант. – Управление мыслями – это, конечно, неплохо, но не заменяет управления голосом. Должны быть команды и на открывание люка, и на все прочее…
– Я пробовал голосом, – сказал я.
– Значит, мало пробовал. Или не так пробовал. Наверное, тут нужны особые слова…
– На рагабарском языке?
– Может, и на общеимперском. Если это так, он должен нас понять. Надо только знать нужные слова… Есть такая сказка, древняя-предревняя, так там одна баба по имени Али говорила слова: «Сезам, откройся!» – и оно открывалось…
– Что такое Сезам? – спросил я.
– Понятия не имею. Это знание утрачено. – Сысой вздохнул. – Но ты пробуй. Выдумывай, пробуй и не прекращай надеяться. Вдруг угадаешь? Хорошо было бы.
Я соглашался с ним, что это было бы хорошо, как охотно согласился бы, что один плюс один будет два. Старикам, которые еще не совсем выжили из ума, вечно кажется, что молодежь не сможет жить и зачахнет, если не долбить ей каждый день, что черное – это черное, а белое – белое. Ну ладно.
– Ты ведь катался на нем верхом? – спросил Сысой. Как будто не знал о моих полетах. – Корабль тебя слушался?
– Слушался. А только верхом в космос не полетишь.
– Это верно. – Сысой помолчал. – Знаешь, что будет, если ты не заставишь корабль слушаться тебя беспрекословно?
Это я знал. Меня опять сдадут в исправительное учреждение, а я оттуда сбегу. Я так и сказал.
Сысой укоризненно покачал головой.
– Кто о чем, а каждый все равно в свою дуду… Ладно, тогда и я буду говорить о своем. Слушай, Цезарь Спица. Слушай меня внимательно. Если ваша миссия окончится неудачей, и в особенности если она окончится, даже не начавшись, смотри что будет… Пять процентов совокупного дохода планеты – это немало, очень немало. Ежегодно мы будем вынуждены платить Рагабару пять процентов, ничего не получая взамен. Один год, первый, еще можно перетерпеть, но потом… – Он покачал головой. – Налоги взлетят до небес. Для многих это нищета, а для меня – отставка и смерть. Я сам сложу с себя должность архистарейшины, не стану дожидаться, пока меня выгонят. Ведь это я первый агитировал за вступление Зяби в имперскую пирамиду. Я увлек других, я за все и отвечу. Мне уже немного осталось – ну, год, ну, два… Не знаю, умру ли я в славе, но умереть в позоре и общем презрении очень не хотелось бы. А еще меньше мне хотелось бы дожить до голодных бунтов… Понимаешь ли ты меня?
Я только кивнул. Говорить не мог – горло перехватило. Сысоя стало жалко-жалко.
– Действуй, – сказал он. – Покажи себя, Цезарь Спица. На тебя я надеюсь больше всего. Считай, что ты назначен пилотом. Если все получится, если вы вернетесь с удачей, вот тебе мое слово – пилотом и останешься. Если захочешь, конечно.
Еще бы я не хотел этого!
Чуть только Сысой отбыл, я приложил руку к теплому боку «Топинамбура» и сказал:
– Сезам, откройся!
Конечно, он не открылся. Я и не особо надеялся.
– С тобой пилот говорит! Я назначен! Открывайся давай!
И тут же лопнул бок «Топинамбура»! Трещина пошла беззвучно, но так резко, что я даже перепугался. А сам звездолет вдруг раздался и вширь, и в высоту. Р-раз – и по трещине открылся овальный люк или, может быть, овальная дверь – не знаю, бывают ли овальные люки. Те, которые канализационные, всегда круглые, а те, которые ведут в подпол, – квадратные.
Ну ладно, пусть будет люк.
Заглянул я внутрь – темно и вдобавок жарковато, как в духовом шкафу, когда он еще не совсем остыл после готовки. Однако минуты не прошло – повеяло оттуда прохладой. В самый раз! Денек, надо сказать, выдался без единой тучки, солнце с неба так и жарило.
Сунул я в люк руку, подержал там с опаской – ничего плохого с рукой не случилось. Тогда рискнул сунуть голову, и сразу та полость, что оказалась внутри «Топинамбура», осветилась мягким светом, очень приятным для глаз. Тогда я зачем-то скинул ботинки и забрался в звездолет целиком.
Ничего, просторно. Жить можно и лежать удобно. Поверхность жестче, чем сено, зато куда мягче, чем тюремные нары. Сидеть только не на чем.
«Кресло бы мне», – хотел я сказать, а говорить не пришлось. Корабль понял мое желание и тотчас вырастил удобное сиденье прямо под моей задницей. Даже с подлокотниками, и я уж не говорю об удобной спинке. Класс! Хотя чему дивиться: я ведь пожелал иметь кресло, а не стул и не табурет, а к креслу обязательно приторочены подлокотники. Что было заказано, то и появилось.
– Ты это… – сказал я вслух. – Ты не балуй. Когда летать будем, тогда уж, так и быть, читай мои мысли, а когда стоим – не надо. Слушайся голоса, а то мало ли что мне взбредет в голову… Нет, кресло оставь! А вот люк убери, лады?
Сказал – и аж пот меня прошиб. Пока люк существовал, я мог надеяться, что в случае чего успею, нырнув в него рыбкой, покинуть звездолет. А теперь что? Теперь я весь в его власти? Где я сейчас нахожусь – в рубке или, может, в желудке?
Не успел я это додумать, как люк исчез. Было это похоже на то, как затягивается дыра в заросшем ряской пруду, когда бросишь туда камень. Только куда быстрее.
Ладно. Будем считать, что так и надо. Главное в таких случаях – напустить на себя уверенность, а настоящая она или только с виду – кому какое дело?
– Вот так-то, – сказал я как можно нахальнее. – Хвалю. И не спорь со мной, шкет, мал еще со мной спорить… А ну-ка стань прозрачным!
И тут «Топинамбур» заговорил. Я чуть не подпрыгнул от неожиданности и страха.
– Какая требуется прозрачность – двусторонняя, односторонняя изнутри или односторонняя извне?
– Двустор… нет, стой! Односторонняя… это… изнутри!
Растаяли стены. Сначала они были бурые, потом побелели, как молоко, потом сквозь них стало кое-что видно, но плохо, как сквозь бутылочное стекло, а потом их как бы и вовсе не стало. Я даже рукой коснулся стены того кокона, в котором сидел, чтобы убедиться, что стены все-таки есть.
Не стану врать, очень мне хотелось приказать кораблю открыть люк, вывалиться из него на травку и привести в порядок нервы, психику и что там еще есть у человека внутри. Но и любопытно было до жути! Тогда я скомандовал:
– Взлетай!
– Прошу уточнить направление.
