Все это я Ипату и выложил. Гляжу – доходит.
– Ну ладно… – пробурчал он, уже сдаваясь. – А Семирамиду куда? Здесь оставим?
Из душевой кабины доносились шум воды и пение. Ох, как мне не хотелось оставлять нашу сладкоголосую одну в звездолете! А брать с собой это сокровище на поиски Ноя – себе дороже. Мало того что пользы от нее никакой, так еще, чего доброго, закатит истерику или вцепится кому-нибудь в рожу – глядишь, местное правительство возьмет, да и аннулирует договор.
– Оставим, – согласился я, хорошенько почесав в затылке. – Взаперти. Она отсюда не выйдет. И в корабль никто не войдет, за это я ручаюсь.
– Почему это она не сможет выйти?
– Потому что я наложу запрет. Пилот – я, и корабль подчиняется мне.
– А я кто?! – возмутился Ипат. Ну совсем как ребенок, даром что здоровый мужик.
– А ты – наш командир и руководитель. – Я еще подумал чуток, пока он морщил лоб, собираясь ответить, и нашелся: – Ты видел когда-нибудь, как у нас на Зяби везут куда-нибудь на механической повозке какого-нибудь чина или, скажем, архистарейшину? Видел?
– Ну, видел…
– Так, по-твоему, архистарейшина сам управляет повозкой? У него на то водитель есть. Вот я и есть водитель, а ты – архистарейшина. Станет тебе архистарейшина рулить или, там, копаться в механизмах, ха!
Ипат насупился, но был заметно польщен.
– Я не архистарейшина…
– Это ты скромничаешь, – заявил я. – Ты больше, чем какой-то архистарейшина. От тебя, если хочешь знать, зависит в сто раз больше, чем от него.
– Я преступник…
– А одно другому не мешает.
– Как так не мешает?
– А так. Копни-ка каждого второго из наших чинов – они-то кто, по-твоему? Только ты попался, а они нет.
На том и порешили. Ипат все-таки велел мне сделать так, чтобы «Топинамбур» впускал и выпускал не только меня с теми, кого я хочу провести с собой, но и каждого из нас по отдельности. Я так и сделал, но добавил, чтобы Ноя без меня корабль не впускал ни за что, ни под каким предлогом, даже если его приведет Ипат. Да еще я разрешил кораблю крутить какие угодно местные телепередачи, чтобы Семирамида не скучала, а если ей захочется помузицировать – вырастить для ее забавы любой музыкальный инструмент, какой она захочет, и предложить те, каких нет у нас на Зяби. Пускай развлекается в этих пределах.
Семирамида было раскапризничалась, но, судя по всему, притворно. Ей понравился успех, которым она пользовалась на Даре. Хотя, по-моему, привези с другой планеты кота и ущеми ему хвост дверью – дариане и его пение вполне одобрили бы. Просто потому, что кот инопланетный. Да еще перед выходом я проверил, готов ли уже «Топинамбур» к первому почкованию, убедился, что готов, и велел начинать, только без спешки.
Да, я забыл сказать, что и сам взял у «Топинамбура» урок дарианского языка, пока сидел и ждал наших. После урока мне стало куда интереснее смотреть местное телевидение. А тот убивающий всякую заразу кисель, сквозь который нам с Ипатом пришлось продираться, чтобы выйти наружу, все-таки гадость. Во-первых, воняет не по-нашему, а во вторых, на ощупь липкий, как грязь. Я даже ощупал себя, оказавшись на площади. Думал, сам стану вроде липучки для мух, – однако нет, ничего такого. Неправильный кисель, не клейкий, но за это ему только спасибо.
Огляделся. Сто раз видел эту площадь, но одно дело видеть, и совсем другое – топтаться по ней. Выложена она плитами, не знаю из чего сделанными, красивыми на вид и чуть-чуть упругими. Вокруг, значит, дома стоят, если не считать всяких улиц и бульваров, впадающих в площадь со всех сторон, как каналы в озеро. Воздух хороший, дышать приятно, а только сразу чувствуется: не наш воздух, не зябианский. Лучше он нашего или хуже, я так и не понял, да особо и не старался, одно скажу: чужой.
Пешеходы идут – на нас смотрят и улыбаются. Одеты не по-нашему. Иные кивают нам прямо-таки ласково, но никто к нам не пристает и не останавливается поглазеть и пальцами не тычет, хоть мы для местных и диковина. Самобеглых повозок не видно – наверное, на этой площади быть им не разрешено. Мусора нигде нет, всюду чистота. Не очень-то это по мне, но я вот что решил: пусть местные живут как хотят, мне тут не жить. Отыщем Ноя, притащим его в корабль за шкирку, отпочкует корабль первого своего потомка – и отчалим. Нам еще четыре планеты вербовать.
Ипат потоптался, подышал у меня над ухом, да возьми и брякни:
– Куда пойдем?
Это он меня спрашивает! Ну чисто младенец, ей-ей. Ничего я ему не ответил, но на лице выразил. Гляжу – сердиться стал наш фермер.
– Я говорю, где тут полиция у этих клоунов?..
– У клонов, – поправил я. – Ты смотри не оговорись при них. Да и на что нам полиция?
– Как на что? Искать Ноя! Объясним им, кто он такой, полиция объявит розыск…
– Ага, объясним! Сами признаемся, что один из нас жулик. Выходит, Зябь послала на Дар отпетого мошенника! Какая вера нам после этого будет? И вообще местная полиция – это что-то вроде службы спасения. Зачем ей ловить жуликов, если на Даре их днем с огнем не сыщешь? У нее и навыка такого нет.
– А ты откуда знаешь?
– Кино ихнее смотрел.
Ипат задумался. Как обычно, ничего из этого не получилось.
– Что же делать? – спрашивает.
– Искать, – говорю. – Только забыть о полиции и вообще о всяких официальных рылах. Искать частным образом, понятно?
Он начал оглядываться, как будто мечтал вот прямо тут, на площади, обнаружить беглеца. Хотя, может, и мечтал, с него станется.
Так я и думал, что мне придется брать все в свои руки.
– Искать буду я, – говорю. – Ты при мне… ну, как представитель Зяби, что ли. Для солидности. Тебя местные знают. Только ради Девятого пророка – держи рот на замке! Говорить буду я. Идет?
Он послушно закивал, и я решил, что ладно, авось прорвемся. Как бы ни раздражал меня Ипат своей дубоватостью, Семирамида была во сто раз хуже. Этот хоть не станет визжать на весь город по поводу и без повода.
Визжать он, конечно, не стал, но спросил:
– Как же искать без полиции?
– Как твоих кенгуроликов. По следам. Что делает кенгуролик, когда сбежит?
– Как что? Траву жрет. – Ипат помрачнел. – Или не траву… если дорвется до чьего-нибудь огорода.
– А что будет делать Ной?
– Облапошит кого-нибудь, вот что!
– Правильно, – сказал я. – А как облапошивают людей? Не знаешь? Я тебя научу. Ищешь несчастных и делаешь их еще несчастнее.
– Это как? – заморгал Ипат.
Все ему приходилось объяснять, как маленькому. Я вздохнул.
– На Зяби есть несчастные?
Теперь вздохнул Ипат.
