Даже я почти поверил, до того убедительно он все это проделывал: и кричал, и приплясывал, и лез обниматься с Ипатом, и даже, по-моему, слезу пустил. Ему всего-то и надо было от нас, что две-три секунды. И он получил их.
Ну, почти.
Одна секунда – и, отлепившись от Ипата, он в два прыжка пересек комнату. Вторая – высадил окно и с ловкостью кота вспрыгнул на подоконник. Начиналась третья, когда он прыгнул вниз. В эту-то третью секунду я запустил в него мягкий теплый комок размером не более куриного яйца, который лежал у меня в кармане.
Часть «Топинамбура», отпочкованная им по моему приказу. Приказать было просто – гораздо труднее мне было понять, что мой корабль может отпочковывать от себя не только зародыши новых звездолетов, но и части узкофункциональные (я долго не мог вызубрить это слово), а проще говоря – инструменты с заданными свойствами. И чем функция инструмента проще, тем быстрее «Топинамбур» их делает.
Я целил Ною в спину и попал бы в нее, если бы Ной сумел зависнуть в воздухе, – но он уже падал вниз, так что мой комок угодил ему в загривок. Через мгновение Ной исчез, а Ипат с ревом кинулся к окну. Мне тоже было интересно, однако Ипат заслонил собой весь оконный проем, так что пришлось дождаться, пока он всласть насмотрится.
А посмотреть было на что. Внизу под окном была насыпана большая куча опилок, и я был готов спорить на деньги, что она появилась там по распоряжению Ноя, – да только не с кем было спорить. Этот фрукт догадывался, что удирать, возможно, придется через окно, и не желал ломать ноги. Теперь посреди этой кучи, увязнув в опилках по бедра, торчала статуя такого же цвета, как «Топинамбур».
Насмотревшись, Ипат пожелал узнать, что это с ним такое.
– Фиксатор для прытких, – объяснил я. – Вроде смирительной рубашки, только тверже. Или вроде цемента, только легче.
– Чего-чего?
– Ну, скорлупа такая, – объяснил я. – В один момент обволакивает человека и сразу твердеет. Становится как каменная. Я ее настроил на Ноя. Он теперь вроде как в скорлупе.
– Он весь покрыт этой дрянью, что ли? – Ипат вновь высунулся в окно.
– Сам ты дрянь! Это не дрянь, а часть нашего корабля. Надо будет потом вернуть.
– Дышать-то хоть может?
– Наверное, да. Я заказывал, чтобы возле рта была дырочка.
Ипат крякнул.
– И что нам теперь с ним делать, кроме как морду набить?
Ага, думаю, набил один такой… Уж если наш корабль что делает, то делает на совесть.
– Как что? – говорю. – Очень даже просто. Он статуя. Мы ее берем, грузим в багажник вертоезда и дуем к «Топинамбуру». Все подумают, что так и надо. «Топинамбур» снимет с Ноя скорлупу, и можешь бить ему морду. Только, чур, не раньше! Что подумают дариане, если ты начнешь лупить статую? Да и скорлупа что надо, кулаки разобьешь.
Ипат посопел и согласился.
– А… Илону? – Он помялся. – Тоже берем?..
– Тоже.
– А что делать с этим… «Гарантом»?
Как дитя, ей-ей! Я ему что, волшебник? Мудрец семи пядей во лбу, чтобы сразу находить решение? Кто из нас взрослый, он или я?
– Там будет видно… Не придумаем сами – Ной подскажет.
– Ной?!! – не поверил ушам Ипат.
– Ну да, Ной. А что такого? Задашь ему трепку – задумается. А не захочет получить еще одну, так раскинет мозгами, как сделать, чтобы дариане на нас не взъелись… Пошли, что ли?
Девятый пророк учил: воздайте заблудшему по закону и по совести. Насчет «по закону» нам было трудно: сами покоенарушители. Но уж по совести Ипат, судя по его сопению и решительному виду, был готов так воздать Ною, что не хотел бы я получить такое воздаяние!
Вот не знаю, что подумали о нас люди из хвоста очереди во дворе, когда мы, обогнув здание, тащили мимо них «статую». Странная была у нее поза, да и ноги припорошены опилками. Может, аборигены решили, что мы тащим подарок народу Зяби от народа Дара? Надеюсь, что так.
Глава 7. Илона и другие
Все-таки эти инопланетники были не от мира сего. Не раз и не два Илоне казалось, что пора бы уж и привыкнуть к удивительному, ан нет – изумляться приходилось по десять раз на дню. Во-первых, пришлось наблюдать дикую сцену: симпатичный парень по имени Ной Заноза был побит не менее симпатичным инопланетником Ипатом, причем вот такими кулачищами прямо по лицу! Правда, Цезарь тут же объяснил Илоне, что сильное психическое расстройство, какое случилось с Ноем, исстари лечится на Зяби именно так, и прекрасная дарианка несколько успокоилась. В каждом мире свои обычаи и свои болезни, а последние так устроены, что лечение не всегда бывает приятным. Наверное, бедняжке Ною было неприятно, потому что уж очень он кричал и дергался во время лечения, но зато сам потом торжественно подтвердил, что исцеление состоялось. А синяки и кровоподтеки ему в два счета вылечил корабль. Как видно, он умел лечить только механические повреждения, а не психические расстройства…
Во-вторых, на борту корабля оказалась женщина по имени Семирамида – та самая, чье пение приводило в восторг телезрителей, – и голос ее, когда она не пела, оказался резок и неприятен. Ной даже заткнул уши – и немедленно получил затрещину уже от певицы. Илона только хлопала глазами в полной растерянности, пока не догадалась: наверное, доза лекарства, полученная Ноем от Ипата, оказалась недостаточной. Вот певица и добавила по доброте душевной. Не могут же люди бить друг друга по лицу только потому, что у них дурное настроение!
Все равно Илона восторгалась и кораблем, и экипажем. Без всякой ее просьбы, по собственному почину, чудесный мальчик Цезарь заставил корабль вырастить для нее отдельную каюту. Корабль кормил экипаж вкусной нездешней пищей и сам рос – правда, одновременно понемногу погружался в мостовую, где проел под собой порядочную яму. В ответ на тревогу Илоны Цезарь только махнул рукой: восстановим, мол. Корабль слетает куда-нибудь в горы или пустыню, впитает в себя сколько угодно пустой породы, а потом вернется на площадь и аккуратно заделает дыру в мостовой. Как новенькая будет!.. Нет, все-таки зябиане были хорошими, очень хорошими людьми!
От этой мысли становилось грустно. «Кто они – и кто я?» – можно было прочесть на лице дарианки. Она всегда была не такой, как все, и знала это. Атавистические эмоции! Они порой посещали Илону. Пусть редко, пусть. Зато эмоции эти были ужасны. Злоба, жадность, зависть! Все то, чего были напрочь лишены дариане, проявилось в ней в силу какой-то несчастной мутации. У ее соплеменников способность к этим гадким чувствам отсутствовала вообще. Илона скрывала свое моральное уродство и оттого чувствовала себя вдвойне негодяйкой. Дядя, наверное, что-то подозревал… Может, и не только дядя… Как ни скрывай уродство, полностью его не спрячешь. Улететь бы с Дара надолго и подальше, чтобы не сгореть от стыда!
Несбыточная эта мечта, возникнув еще в детстве, осталась несбыточной и после прилета «Топинамбура». Приняв предложение межзвездных гостей, правительство Дара, как сразу сообразила Илона, должно подобрать будущий экипаж для будущего звездолета. Обманывать себя она не стала: у нее не было ни малейшей надежды войти в состав этого экипажа. Кто она такая? Отгонщица вертоездов. Ни толковой специальности, ни моральных качеств…
