И группа проникновения.
Обе были идеальны. В обеих группах каждый солдат точно знал, что ему делать, не нуждаясь ни в чьем-то личном примере, ни в понуканиях старшего по званию. Если бы Цезарь Спица знал о жизни военных не понаслышке, он с уверенностью заявил бы, что здешняя военщина поддерживает дисциплину без помощи взысканий, гауптвахт и трибуналов. Но Цезарь ничего не знал о гауптвахтах и трибуналах, поэтому он лишь подумал: «Андроиды, что с них взять…»
Взять с них было пока нечего. Кроме их самих – в количестве хотя бы одного. Приняв все меры для того, чтобы он, следуя врожденной программе, не покончил с собой, осознав неизбежность плена.
Еще пять минут назад Цезарь не имел ни малейшего понятия о том, какие программные установки обычно имеют солдаты-андроиды на случай пленения или безнадежных увечий. Когда «Топинамбур» влил в него это знание, он сначала не поверил. Потом разозлился и подумал: «Ах, вот вы как? Себя убивать, да? Ну и сволочи…»
Оставалось неясным только то, каким способом андроид лишает себя жизни и сам ли приходит к такому решению. Если сам и если для самоубийства достаточно мысленного приказа, тогда взять пленного будет ой как непросто…
Приходилось рисковать.
Бойцы группы прикрытия разом припали на одно колено. Часть их держала под прицелом пещеру в теле «Топинамбура», часть контролировала периметр. Группа проникновения ринулась внутрь.
По одному. Гуськом и согнувшись. Иной возможности звездолет не предоставил. Но и согнувшись в три погибели, десантники передвигались на удивление стремительно.
Они не знали, что ничего им не светило. Они впервые в жизни видели квазиживой биозвездолет. Продуктам устаревших биотехнологий, как, впрочем, и людям, свойственно переоценивать свои силы.
На самом деле они уже упустили свой единственный шанс расправиться с «Топинамбуром», прижав его к бетону силовым полем. Теперь у них не было и тени шанса.
Коснувшись лбом стенки рубки, Цезарь подтвердил отданную ранее команду одним-единственным сказанным мысленно словом: «Давай!»
И корабль дал. В одно мгновение он вырастил стену между первым десантником и прочими, у первого, оказавшегося внутри замкнутой полости, отнял и съел лучемет, а остальных вышвырнул из себя обратно на бетон и зарастил пещеру. Наверное, корабль определенным образом изменился и снаружи, потому что только Илона еще не поняла, что сейчас предпримут солдаты, а «Топинамбур» знал это наверняка. Цезарь же интересовался только пленным.
– Вяжи его, «Топинамбур»! – пронзительно закричал он, от восторга забыв, что проще и быстрее отдать мысленный приказ. – Вяжи и взлетай! Только так вяжи, чтобы он не сделал с собой чего-нибудь…
Снаружи стреляли – густо и безрезультатно. Корабль рванулся вверх. Отключил ли кто-то силовое поле, нашел ли звездолет противоядие против него – этого люди не успели понять. Планета провалилась вниз. Не прошло и минуты, как половина неба налилась чернотой, а во второй половине яркой туманностью засияло ядро Галактики.
Ипат шевельнулся, заворочался и, приподняв голову, оглядел экипаж «Топинамбура» довольно-таки мутным взглядом.
– Что со мной было? – спросил он.
Часть четвертая
Большие гонки
Глава 1. Любовь все преодолевает
Пленник дышал – значит, наверное, жил. Я еще не видывал покойника, которому вздумалось бы немного подышать для разнообразия. Но толку от него было немного.
Попросту говоря, он молчал как пень.
Я поднял корабль на высокую орбиту, чтобы нас не достали с планеты, и Ной приступил к допросу. С тем же результатом он мог бы допрашивать рельс Девятого пророка.
Ной изобретал вопрос за вопросом. Ни на один из них пленник не отреагировал. Илона забеспокоилась, не глухой ли он, а я, подкравшись сзади, крикнул ему в самое ухо: «Бу!» – только тогда пленник моргнул. Медленно, как ящерица. И вновь уставился в одну точку.
Прощупав его биотоки, «Топинамбур» сообщил: пленник не испытывает ни малейшего страха.
– Как тебя зовут? – в десятый раз начал Ной.
Молчание.
– У тебя есть какое-нибудь имя? Или хоть номер?
Молчание.
– Может, ты поесть хочешь? – участливо спросила Илона. – А попить?
Ной бросил на нее сердитый взгляд, но, по-моему, просто отводил таким способом душу. Яснее ясного было, что не хочет пленник ни пить, ни есть, он хочет только дышать – ну, раз дышит, значит, наверное, хочет, – однако, если надо, готов и помереть, задержав дыхание. Помрет и не шибко пожалеет о непрожитых годах. Я как-то вдруг это почувствовал.
Ной тоже. Когда Илона отлучилась, он даже не предложил пытать пленника. Понял, что толку не будет.
Ну что с таким деревом делать? Я велел «Топинамбуру» пока что изолировать пленника и следить, чтобы он не укокошил себя. И стали мы думать.
Семирамида предложила спеть ему что-нибудь из своих душещипательных хитов – авось расчувствуется. Ной побарабанил пальцами по колену и выдал идею: сыграть с ним в карты или кости. Может, заинтересуется – если не самой игрой, то тем, почему он все время проигрывает вопреки теории вероятностей. Я помалкивал. Ипат морщил лоб, один раз вроде хотел что-то сказать, но махнул рукой и не выдвинул никакой идеи. А потом пришла Илона, и мы решили попробовать сначала метод Семирамиды, а потом Ноя.
Ну, извлекли мы пленника из камеры, Семирамида покашляла, поперхала в кулак, а потом выдала такое про страдания разбитого сердца, что у меня защипало в глазах, Илона расплакалась, и даже «Топинамбур», по-моему, расчувствовался. Все-таки поет наша сладкоголосая что надо, когда постарается, а сейчас она просто превзошла самое себя. И что же?
А ничего. Пленник и не почесался. Что ему до чьего-то разбитого сердца? У него свое есть, и вряд ли его чем разобьешь. Семирамида только плюнула в сердцах и обозвала нашего гостя глухим придурком. А ему хоть бы хны.
Тогда выступил вперед Ной и для начала начал показывать карточные фокусы. Пальцы так и мелькали, не уследишь, и казалось мне, что пальцев у него по дюжине на каждой руке и любой палец может сгибаться минимум в шести суставах. Вот это работа, вот это талант! Потом Ной сыграл сам с собой и сам себя обыграл. То же самое в кости. А у пленника опять никакой реакции.
Тут уж не до игры на интерес. Слепому ясно: этот тип столь же азартен, сколь чувствителен. Везде по нулям. Ной обозвал пленника деревом деревянным и отступился. Ипат с Илоной только пожали плечами – ничего не смогли предложить. И все смотрят на меня, как будто я волшебник какой или знаю секрет, которого они не знают. Ага, как же!
От пут мы пленника освободили, но только это была одна видимость. «Топинамбуру» я, конечно, с самого начала велел держать пленника за задницу, не позволять ему встать, а если начнет махать руками – фиксировать и руки. Пусть посидит смирненько. По-моему, пленник это понял и не рыпался. Но нам-то этого было мало!
